Page 126 - СКАЗКИ

Дурак, в свою очередь, тоже понравился невесте: внешность у него была приличная,
поведение – кроткое. Даже ума в нем она не отрицала, как другие, но только находила, что
нужно этот ум развязать. И вполне на себя надеялась, что успеет в этом.
Но у дурака все вообще инстинкты до такой степени глубоко спали, что даже эта
жалостливая и скромная женщина удивилась. Ни разу он не дрогнул от прикосновения к ней,
ни разу не смутился, не почувствовал ни одной из тех неловкостей, к которым с таким
сердечным жалением относятся женщины, инстинктивно угадывая в них первые,
сладостнейшие трепетания любви. Придет дурак, отобедает, чаю напьется и, по-видимому,
совсем не понимает, почему он находится у Подвохиной, а не дома.
– Как это вам не скучно: ничего вы не понимаете?– спросит его красавица вдова.
– Ах, нет, мне очень скучно! Говорят, будто оттого, что занятия у меня никакого нет.
– Так вы займитесь… полюбите кого-нибудь!
– Помилуйте! как же возможно не любить! всех любить надо. Счастливых – за то, что
они сумели себя счастливыми сделать; несчастных – за то, что у них радостей нет.
Так это сватовство и не состоялось. Потужила вдова Подвохина и даже пообещала
годок подождать, но месяц-другой потерпела, да в рождественский мясоед и вышла замуж за
городского голову Лиходеева. Теперь у них уж четыре лавки в гостином дворе; по будням
они во всех четырех лавках торг ведут: она – по галантерейной части, он – по бакалейной; а
по праздникам исправника и прочих властей пирогом угощают.
А дурак засел дома на родительской шее и ухом не ведет. На пожары бегает, больных
выхаживает, нищих целыми табунами домой приводит.
– Хоть бы господь его прибрал!– шепчет папочка потихоньку, чтоб мамочка не
слыхала.
А мамочка все молится, на милость божью надеется. Просветит господь разум
Иванушкин пониманием, направит стопы его по стезе господина исправника, его помощника
и непременного заседателя! Должен же он какую-нибудь должность по службе получить! не
может быть, чтоб для всех было дело, и только для него одного – ничего.
Только один человек на дурака иными глазами взглянул, да и тот был случайный
проезжий. Ехал он мимо города и завернул к папочке, с которым он старинный-старинный
приятель был. Пошли сказы да рассказы: помянули старину, об увлечениях молодости
досыта наговорились, а между прочим и настоящего коснулись. Папочка двери на всякий
случай притворил, и оба, что было на душе, все выложили. Объяснились. Не сказали, а
подумали: «Так вот, брат, ты кто!» Разумеется, не обошлось без жалоб и на дурака; а так как
с ним уж не чинились, то так-таки, в его присутствии, прямо «дураком» его и чествовали.
Заинтересовался проезжий рассказами о дураке, остался ночевать у старого приятеля, а на
другой день и говорит:
– Совсем он не дурак, а только подлых мыслей у него нет – от этого он и к жизни
приспособиться не может. Бывают и другие, которые от подлых мыслей постепенно
освобождаются, но процесс этого освобождения стоит больших усилий и нередко имеет в
результате тяжелый нравственный кризис. Для него же и усилий никаких не требовалось,
потому что таких пор в его организме не существовало, через которые подлая мысль
заползти бы могла. Сама природа ему это дала. А впрочем, несомненно, что настанет минута,
когда наплыв жизни силою своего гнета заставит его выбирать между дурачеством и
подлостью. Тогда он поймет. Только не советовал бы я вам торопить эту минуту, потому что
как только она пробьет, не будет на свете другого такого несчастного человека, как он. Но и
тогда, я в этом убежден, он предпочтет остаться дураком.
Сказал это проезжий и проследовал из города дальше. А папочка между тем задумался.
Начал всю свою жизнь перебирать, припоминая, какие у него подлые мысли бывали и каким
манером он освобождался от них? И, разумеется, как ни строго себя экзаменовал, но вышел
из испытания с честью. Никогда у него подлых мыслей не бывало, а следовательно, и
освобождаться от них он надобности не ощущал. Отчего же, однако, он не дурак?
Наконец порешил на том, что у старого друга ум за разум зашел. «Сидят они там, в