Page 163 - СКАЗКИ

(ЦГАЛИ]. В тексте рукописи, полностью совпадающем с публикацией в "Красном архиве",
зачеркнуто Салтыковым два варианта.
С. 164, строка 20 сверху. После слов: "храпы кругом на сто верст путает" – в рукописи
было: "И славы оттого для родной стороны никакой нет".
С. 165, строка 11 сверху/ После слов: "туловище вплоть до самой шеи отъели" – в
рукописи было: "и в голове черви кишмя кишат".
Замысел сказки возник во второй половине июля-августе 1885 г. в Висбадене, где и
сделаны первые ее наброски. Однако в связи с болезнью Салтыкова работа над сказкой была
приостановлена, видимо, в самом начале. Писателя, как вспоминает Н. А. Белоголовый,
больше всего «угнетало то, что он не мог написать задуманную сказку «Богатырь», каждый
день садился он к письменному столу, писал несколько строк, но тотчас же зачеркивал; он
жаловался, что не может подбирать выражений для своей мысли, хотя скелет сказки лежал
совсем готовый в голове» (М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников. 2-е
изд. М., 1975. Т. 2. С. 253). Лишь через год, в июне 1886 г., на даче Новая Кирка (в
Финляндии) писатель вернулся к оставленному замыслу: «Салтыков немного ожил опять,–
сообщал Белоголовый П. Л. Лаврову 1 июля 1886 г.,– даже продиктовал жене новую сказку
«Богатырь», план которой он сообщил мне еще в прошлом году в Висбадене; мысль в
основании лежала весьма пикантная, не знаю, удалось ли ему развить ее теперь с прежним
остроумием» (ЦГАЛИ, ф. 285). Упоминаемый в письме к Лаврову план сказки, относящийся
к раннему варианту замысла и в существенных чертах не соответствующий ее
окончательной редакции, в воспоминаниях Белоголового изложен следующим образом:
«Родился богатырь, здоровенный, голос, как труба, растет в люльке не по дням, а по часам, и
все ждут с радостной надеждою: что из него выйдет, когда он вырастет? Вот уж он вышел из
люльки и все растет и здоровеет, подрос так, что пора бы уж ему из дому на вольный воздух,
а он все сидит и только растет да изумляет свою семью страшной силой. Наконец однажды
он встал, потянулся и вышел из дому, родные и знакомые следовали за ним вдали с смутным
трепетом радостной надежды, повторяя себе: «Идет, идет богатырь! Ну что он теперь
натворит?» Богатырь прямо пошел в близлежащий лес, идет, играючи выворачивает
огромные деревья, а толпа, следующая сзади, дивится силе и говорит: «Ну что-то дальше
будет?» А богатырь дошел до огромного дупла, остановился, посмотрел внутрь, залез в него,
свернулся калачиком и уснул. Долго стояла толпа вокруг дупла в благоговейном ожидании,
что сон этот будет непродолжителен, и говорила всем: «Тише, тише, спит богатырь, не
будите». Однако, простоявши так немалое время и видя, что богатырь не просыпается,
разошлись по своим делам, говоря шепотом: «Тише, тише, не будите, спит богатырь».
Пришли вечером, смотрят: все спит богатырь, и храп его стоит по лесу; пришли назавтра – то
же самое, да так он и спит все по сие время» (М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях
современников. Т. 2. С. 254). Из воспоминаний Белоголового следует, что первоначальный
замысел сказки претерпел существенные изменения. В образе спящего богатыря сатирик
намеревался изобразить народ, пребывающий в состоянии пассивности. В окончательной же
редакции богатырь с отъеденным гадюками туловищем – это самодержавие. В данном
случае слову «богатырь», в противоположность его народнб-эпическому значению, писатель
придал иронический смысл ради развенчания векового предрассудка, приписывающего
монарху могущественную силу и доблести защитника слабых.
В сказке «Богатырь» в предельно сжатом виде вновь поднята тема об отношениях
самодержавия и народа (богатырь и людишки), ранее наиболее полно разработанная в
«Истории одного города». Пафос этого небольшого произведения заключается в
разоблачении слепой веры «людишек», терпевших жестокие беды, в мнимого богатыря,
который в действительности равнодушен к их судьбам и вообще ни к какой сознательной
деятельности не способен. Исторический опыт, по убеждению сатирика, приведет народные
массы к сознанию, что от царя ждать помощи нечего, и тогда народ собственной силой
отбросит самодержавие, как гниющий труп.