Page 177 - СКАЗКИ

(Предание)

Равнина еще цепенеет note_220, но среди глубокого безмолвия ночи под снежною
пеленою уже слышится говор пробуждающихся ручьев. В оврагах и ложбинах этот говор
принимает размеры глухого гула и предостерегает путника, что дорога в этом месте изрыта
зажорами. Но лес еще молчит, придавленный инеем, словно сказочный богатырь железною
шапкою. Темное небо сплошь усыпано звездами, льющими на землю холодный и
трепещущий свет. В обманчивом его мерцании мелькают траурные точки деревень,
утонувших в сугробах. Печать сиротливости, заброшенности и убожества легла и на
застывшую равнину, и на безмолвствующий проселок. Все сковано, беспомощно и
безмолвно, словно задавлено невидимой, но грозной кабалой.
Но вот в одном конце равнины раздалось гудение полночного колокола; навстречу ему,
с противоположного конца, понеслось другое, за ним – третье, четвертое. На темном фоне
ночи вырезались горящие шпили церквей, и окрестность вдруг ожила. По дороге потянулись
вереницы деревенского люда. Впереди шли люди серые, замученные жизнью и нищетою,
люди с истерзанными сердцами и с поникшими долу головами. Они несли в храм свое
смирение и свои воздыхания; это было все, что они могли дать воскресшему богу. За ними,
поодаль, следовали в праздничных одеждах деревенские богатей, кулаки и прочие
властелины деревни. Они весело гуторили меж собою и несли в храм свои мечтания о
предстоящем недельном ликовании. Но скоро толпы народные утонули в глубине проселка;

Для обличения предательства Салтыков по-своему использовал в «Христовой ночи»
евангельский миф об Иуде и «бродячий» легендарный сюжет об Агасфере, или Вечном
жиде. Гневный моральный пафос этого обличения продиктован несомненно
конкретно-исторической обстановкой 80-х гг., когда в связи с разгромом народовольческого
движения и усилением общественно-политической реакции в стране факты предательства и
отступничества стали обычным явлением.
note_220

Равнина еще цепенеет… – Пейзажная экспозиция сказки, точно воспроизводящая
предвесеннюю ночь, вместе с тем символизирует бесправие задавленного грозной кабалой
русского народа, пребывающего в глубоком безмолвии ночи. О художественном
впечатлении, производимом этим пейзажем, Л. Ф. Пантелеев писал: «Раз я дал В. В.
Верещагину (…) прочитать «Христову ночь». Ему, как художнику, особенно понравилось
самое начало – картина природы, а маленький штрих – «на темном фоне ночи вырезались
горящие шпили церквей», положительно привел его в восторг. – Вот никак не думал, что у
сатирика была такая способность к художественному восприятию внешних явлений!»
(Пантелеев Л. «Христова ночь» М. Е. Салтыкова (По воспоминаниям) // Солнце России.
1914, апрель. № 219. С. 8-9).
note_221

…он видел с высот Голгофы… – т. е. с холма в окрестностях Иерусалима, где, согласно
евангельскому преданию, был распят Иисус Христос.

note_220
Равнина еще цепенеет… – Пейзажная экспозиция сказки, точно воспроизводящая предвесеннюю ночь,
вместе с тем символизирует бесправие задавленного грозной кабалой русского народа, пребывающего в
глубоком безмолвии ночи. О художественном впечатлении, производимом этим пейзажем, Л. Ф. Пантелеев
писал: «Раз я дал В. В. Верещагину (…) прочитать «Христову ночь». Ему, как художнику, особенно
понравилось самое начало – картина природы, а маленький штрих – «на темном фоне ночи вырезались горящие
шпили церквей», положительно привел его в восторг. – Вот никак не думал, что у сатирика была такая
способность к художественному восприятию внешних явлений!» (Пантелеев Л. «Христова ночь» М. Е.
Салтыкова (По воспоминаниям) // Солнце России. 1914, апрель. № 219. С. 8-9).