Page 146 - Война и мир 2 том

упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет,
сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались
и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они
поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной,
побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!»
казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был
польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.

VII

Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком
расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у
дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше;
видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в
дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в
Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо
встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего
крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни
верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь
ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои
замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать,
что говорят о нем.
– Аринка, глянь-ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки-светы, ножик-то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась-то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к
Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и
оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было
сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким
досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не
очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было
пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю
дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями,
потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным
диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого
в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете
дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с
невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из
кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из-за
ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван.
Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их
горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты,
в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед