Page 154 - Война и мир 2 том

гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя
Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. –
Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего-то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она
с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел
к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует
точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против
всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в
котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.

X

– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с
тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не
то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в
голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а
там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со
мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в
классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и
всех-всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя
утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была
игрушка-болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще
совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было –
мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не
знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что-то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят,
что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру
вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они
перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а
поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего,
где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему-то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не
возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только
наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.