Page 158 - Война и мир 2 том

– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и
перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними
звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки.
Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же
пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к
Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами
делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных,
хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m-me Schoss; а может быть и нет,
а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних
саней что-то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой-то волшебный лес с переливающимися черными тенями и
блестками алмазов и с какой-то анфиладой мраморных ступеней, и какие-то серебряные
крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких-то зверей. «А ежели и в самом деле
это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку»,
думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами
и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

XI

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном
капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать.
Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги
и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от
мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с
барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая
лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа-то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает
кого-то. Эдуард-то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес
какой-то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы-то примите, Никита,
Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха-ха-ха!… Гусар-то, гусар-то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… –
слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты,
куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную
дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь
семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для
господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными,
близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и
Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и