Page 157 - Война и мир 2 том

Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в
корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником.
Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ,
стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза
лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m-me Schoss и две девушки. В сани старого графа
сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать
его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как
будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные
жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала
ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев
ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за
ограду, алмазно-блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным
сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях;
точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную
тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос
Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся,
чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое-то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и
усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную
следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и
прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки.
Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» –
Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно
виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и
хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и
отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по
подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как
шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и
заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под
дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой-то горы, выехали на
широко-разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это
что-то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает
что такое! Это что-то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на
лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро
переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя
положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.