Page 207 - Война и мир 2 том

господина] . – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту…
про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда,
но из-за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата
расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против
Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого
бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь
Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем-воспитателем, и
казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так
хорошо знал Пьер.

XXII

В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа
была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне,
интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня
вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья
Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей
всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить-то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее
ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась,
очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она,
близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки,
совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с
другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и
есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё
другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался
презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась
и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть
никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу
его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел
при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?