Page 205 - Война и мир 2 том

– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.

XXI

Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об
изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень
больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было
объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала.
Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она
сделала. Во-время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности;
но всё-таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за
графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке
похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше
ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ.
Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию
Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться
о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m-lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и
прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался
веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея,
извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца
записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у
княжны Марьи и передала князю m-lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями
рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер
ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому
он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея,
оживленно говорившего что-то о какой-то петербургской интриге. Старый князь и другой
чей-то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она
вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое
сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что
случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит
ему выразить своего чувства, но всё-таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я
ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно
было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся,
очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском
платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты.
Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что
дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад
восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его
целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а