Page 206 - Война и мир 2 том

я скажу, что ежели что-нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее
сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же
приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас
же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина
еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и
усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому
не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как
он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он
воспитателем для сына привез из-за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в
разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с
Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. –
Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал
теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для
себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в
комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали
раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку.
Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он
приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел
говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение
лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я
получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим
шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно,
как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал
князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она
была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему
сказать еще что-нибудь или ожидая, не скажет ли чего-нибудь Пьер, остановившимся
взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо
простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко
закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень
благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [ итти по стопам этого