Page 74 - Война и мир 2 том

транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к
обер-провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то
бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой
какой-то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких
судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут
помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком
хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился
этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали
приходить бумаги-запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову
сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве
в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с
двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед
цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала
ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной
не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в
дивизию и уехал в госпиталь.

XVII

В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали
павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший
отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и
беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь
проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и
французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо,
местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами,
оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем,
представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами
и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат
ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы.
На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел
русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару
Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что-то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на
лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так
вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на
фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как
поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. –
Прусских докторов вызывали, так не любят союзники-то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора
Денисова.