Page 88 - Война и мир 3 том

– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят,
не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что-нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала
княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только
сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья.
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон,
Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб
с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, –
думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена,
что André еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе,
стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза
и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых
глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного
лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание
того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как
быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше
общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь
и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь
хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы
вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом
в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам
дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца,
который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она,
оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла
понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но
выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, –
сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза,
с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей-нибудь
взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотив-
шись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что-нибудь нужно. Я все