Page 880 - Архипелаг ГУЛаг

А ещё наш Закон— прозревает будущее. Казалось бы, до суда неизвестно, каков будет
ход заседания и приговор. А смотришь, журнал «Социалистическая законность» напечатает
это всё раньше, чем состоялся суд. Как догадался? Вот спроси…
«Социалистическая законность» (орган Прокуратуры СССР), январь 1962, № 1.
Подписан к печати 27 декабря 1961. На стр. 73, 74— статья Григорьева (Грузда)
«Фашистские палачи». В ней — отчёт о судебном процессе эстонских военных преступников
в Тарту. Корреспондент описывает допрос свидетелей; вещественные доказательства,
лежащие на судейском столе; допрос подсудимого («цинично ответил убийца»), реакцию
слушателей, речь прокурора. И сообщает о смертном приговоре. И всё свершилось именно
так— но лишь 16 января 1962 (см. «Правду» от 17.1.1962), когда журнал уже был напечатан
и продавался. (Суд перенесли, а в журнал не сообщили. Журналист получил год
принудработ.)
А ещё наш Закон совершенно не помнит греха лжесвидетельства — он вообще его за
преступление не считает! Легион лжесвидетелей благоденствует среди нас, шествует к
почтенной старости, нежится на золотистом закате своей жизни. Это только наша страна
одна во всей истории и во всём мире холит лжесвидетелей!
А ещё наш Закон не наказывает судей–убийц и прокуроров–убийц. Они все почётно
служат, долго служат и благородно переходят в старость.
А ещё не откажешь нашему Закону в метаниях, в шараханьях, свойственных всякой
трепетной творческой мысли. То шарахается Закон: в один год резко снизить преступность!
меньше арестовывать! меньше судить! осуждённых брать на поруки! А потом шарахается:
нет изводу злодеям! хватит «порук»! строже режим! крепче сроки! казнить негодяев!
Но несмотря на все удары бури — величественно и плавно движется корабль Закона.
Верховные Судьи и Верховные Прокуроры — опытны, и их этими ударами не удивишь. Они
проведут свои Пленумы, они разошлют свои Инструкции — и каждый новый безумный курс
будет разъяснён как давно желанный, как подготовленный всем нашим историческим
развитием, как предсказанный Единственно–Верным Учением.
Ко всем метаньям готов корабль нашего Закона. И если завтра велят опять сажать
миллионы за образ мышления, и ссылать целиком народы (снова те же или другие) или
мятежные города, и опять навешивать четыре номера, — его могучий корпус почти не
дрогнет, его форштевень не погнётся.
И остаётся — державинское, лишь тому до сердца внятное, кто испытал на себе:
Пристрастный суд разбоя злее.
Вот это— осталось. Осталось, как было при Сталине, как было все годы, описанные в
этой книге. Много издано и напечатано Основ, Указов, Законов, противоречивых и
согласованных, — но не по ним живёт страна, не по ним арестовывают, не по ним судят, не
по ним экспертируют. Лишь в тех немногих (процентов 15?) случаях, когда предмет
следствия и судоразбирательства не затрагивает ни интереса государства, ни царствующей
идеологии, ни личных интересов или покойной жизни какого–либо должностного лица, — в
этих случаях судебные разбиратели могут пользоваться такою льготой: никуда не звонить,
ни у кого не получать указаний, а судить— по сути, добросовестно. Во всех же остальных
случаях, подавляющем числе их, уголовных ли, гражданских — тут разницы нет, — не могут
не быть затронуты важные интересы председателя колхоза, сельсовета, начальника цеха,
директора завода, заведующего ЖЭКом, участкового милиционера, уполномоченного или
начальника милиции, главного врача, главного экономиста, начальников управлений и
ведомств, спецотделов и отделов кадров, секретарей райкомов и обкомов партии — и выше,
и выше! — и во всех этих случаях из одного покойного кабинета в другой звонят, звонят
неторопливые, негромкие голоса и дружески советуют, поправляют, направляют — как надо
решить судебное дело маленького человечка, на ком схлестнулись непонятные, неизвестные
ему замыслы возвышенных над ним лиц. И маленький доверчивый читатель газет входит в
зал суда с колотящейся в груди правотою, с подготовленными разумными аргументами и,
волнуясь, выкладывает их перед дремлющими масками судей, не подозревая, что приговор