Page 879 - Архипелаг ГУЛаг

69 лет, отсидевший свою десятку когда–то (мой приятель по шарашке Марфино), в июле
1978 смертно избит и ограблен двумя молодыми хулиганами в вечернее пустынное время в
дачном посёлке Турист. Два часа он лежит на автобусной остановке, его никто не поднимает.
Затем привозят в ближайшую терапевтическую больницу в Деденёво. Врач Савельева не
может оказать никакой помощи — и не отправляет его в травматологическую больницу; хотя
он называет свою фамилию, имя–отчество, возраст, — она не сообщает о раненом по своей
врачебной линии, ни даже в милицию, — и так трое суток, пока избитый с гематомой,
кровоизлиянием в мозг, разбитыми зубами, залитыми глазами лежит не только без
медицинской помощи, но даже без ухода санитарки (запила), на клеёнке, по плечи в моче.
Трое суток родные мечутся, ищут его в этом же посёлке и по всей Савёловской дороге — но
ведь врач никуда не доложила. Наконец находят и собственными — не больничными —
усилиями вызывают из Москвы реанимационный автобус, который доставляет его к
нейрохирургу, тот оперирует череп— но не может спасти от внутреннего кровоизлияния.
Больной умирает после 9 дней мучений.
Местная икшанская милиция получила заключение судебно–медицинской
экспертизы — но не спешит со следствием и тем более не осматривает в больнице одежду
убитого, не ищет на ней следов. Да дело в том, что этих местных хулиганов в Деденёве все
знают— и все их боятся. И вот та же врач Савельева помогает старшей следовательнице
Герасимовой (при допросе жены убитого у неё в кабинете звучит эстрадный концерт) на
третьем месяце следствия прийти к выводу: у пострадавшего случился инсульт, он упал и
оттого разбился. Итак, арестовывать некого, преступления не было и район чист.
Мир твоему праху, Иван Емельяныч!
А ещё более оздоровилось общество и ещё более укрепилось правосудие от того года,
когда кликнуто было хватать, судить и выселять тунеядцев. Это указ тоже в какой–то
степени заменил ушедшую гибкую 58–10: обвинение тоже оказалось вкрадчивое,
невещественное — и неотразимое. (Сумели же применить его к поэту Иосифу Бродскому.)
Это слово — тунеядец — было ловко извращено при первом же прикосновении к нему.
Именно тунеядцы — бездельники с высокой зарплатой, сели за судейские столы, и потекли
приговоры нищим работягам иумельникам, колотящимся после рабочего дня подработать
ещё что–нибудь. Да с какой злостью — извечною злостью пресыщенных против голодных—
накинулись на этих «тунеядцев»! Два бессовестных аджубеевских журналиста («Известия»,
23.6.1964) не постыдились заявить: тунеядцев недостаточно далеко от Москвы высылают!
разрешают им получать посылки и денежные переводы от родственников! недостаточно
строго их содержат! «не заставляют их работать от зари до зари» — буквально так и пишут:
от зари до зари! Да на заре какого же коммунизма, да по какой же конституции нужна такая
барщина?!
Мы перечислили несколько важных потоков, благодаря которым (и при никогда не
скудеющем казённом воровстве) постоянно пополняется Архипелаг.
Да не совсем же впустую ходят по улицам и сидят в своих штабах и дробят зубы
задержанным — «народные дружинники», эти назначенные милицией ушкуйники или
штурмовики, не упомянутые в конституции и не ответственные перед законом.
Пополнения на Архипелаг идут. И хотя общество давно бесклассовое, и хотя полнеба в
зареве коммунизма, но мы как–то привыкли, что преступления не кончаются, не
уменьшаются, да что–то и обещать нам перестали. В 30–е годы верно обещали: вот–вот, ещё
несколько лет! А теперь и не обещают.
Закон наш могуч, выворотлив, непохож на всё, называемое на Земле «законом».
Придумали глупые римляне: «закон не имеет обратной силы». А у нас— имеет!
Бормочет реакционная старая пословица: «закон назад не пишется». А у нас— пишется!
Если вышел новый модный Указ и чешется у Закона применить его к тем, кто арестован
прежде, — отчего ж, можно! Так было с валютчиками и взяточниками: присылали с мест,
например из Киева, списки в Москву — отметить против фамилий, к кому применить
обратную силу (увеличить катушку или подвести под девять грамм]. И— применяли.