Page 189 - Рассказы

что хоть плачь. Чуть пароход мелко сидит в воде – сразу же и сядет. Которые глубоко сидят
в воде, тем легче…
– То есть, наоборот, – поправил рыжий.
– Ну да, то есть наоборот, которые мельче пароходы, тем труднее, а глубокие ничего…
Да-с. Вот вам и Ротшильд!
Я встал, отозвал хозяйку в сторону и сказал:
– Ради бога! Откуда у нас появился этот осел? Марья Игнатьевна немного обиделась:
– Почему же осел? Человек как человек.
– Но ведь у него мозги чугунные.
– Не всем же быть писателями и сочинять рассказы, – сухо заметила она. – Во всяком
случае, он приличный человек, хотя звезд с неба и не хватает.
Я пожал плечами, отошел от нее и подошел сейчас же к отбившемуся от компании
старичку в вицмундире с какой-то белой звездой, выглядывавшей из-под лацкана
вицмундира.
– Кто такой этот Бельмесов? – нетерпеливо спросил я.
– А как же! У нас же служит.
– Да кем? Что он делает?
– А как же. Инспектором у нас в уездном училище. Где я директором состою. Дока.
– Это он-то дока?
– Он. Вы бы посмотрели, как он на экзаменах учеников спрашивает. Любо-дорого
посмотреть. Уж его не надуешь, не проведешь за нос. Ён, как говорится, достанет.
Посмотрели бы вы, каким он орлом на экзамене…
– Много бы я дал, чтобы посмотреть! – вырвалось у меня.
– В самом деле хотите? Это можно устроить. Завтра у нас как раз экзамены –
приходите. Посторонним, правда, нельзя, но мы вас за какого-нибудь почетного попечителя
выдадим. Вы же, кстати, и пишете – вам любопытно будет… Среди учеников такие типы
встречаются… Умора! Смотрите, только нас не опишите! Хе-хе! Вот вам и адресок. Право,
приезжайте завтра. Мы гласности не боимся.

III

За длинным столом, покрытым синим сукном, сидело пятеро. Посредине любезный
старик с белой звездой, а справа от него торжественный, свеженакрахмаленный Бельмесов,
Иван Демьяныч. Я вскользь осмотрел остальных и скромно уселся сбоку на стул.
Солнце бегало золотыми зайчиками по столу, по потолку и по круглым, стриженым
головенкам учеников. В открытое окно заглядывали темно-зеленые ветки старых деревьев и
приветливо, ободрительно кивали детям: «Ничего, мол. Все на свете перемелется – мука
будет. Бодритесь, детки…»
– Кувшинников, Иван, – сказал Бельмесов. – А подойди к нам сюда, Иван
Кувшинников… Вот так. Сколько будет пятью шесть, Кувшинников, а?
– Тридцать.
– Правильно, молодец. Ну, а сколько будет, если помножить пять деревьев на шесть
лошадей?
Мучительная складка перерезала загорелый лоб Кувшинникова Ивана.
– Пять деревьев на шесть лошадей? Тоже тридцать.
– Правильно. Но тридцать – чего? Молчал Кувшинников.
– Ну, чего же – тридцать? Тридцать деревьев или тридцать лошадей?
У Кувшинникова зашевелились губы, волосы на голове и даже уши тихо затрепетали.
– Тридцать… лошадей.
– А куда же девались деревья? – иронически прищурился Бельмесов. – Нехорошо,
тёзка, нехорошо… Было всего шесть лошадей, было пять деревьев и вдруг – на тебе! –
тридцать лошадей и ни одного дерева… Куда же ты их дел?! С кашей съел или лодку себе из