Page 190 - Рассказы

них сделал?
Кто-то на задней парте печально хихикнул. В смехе слышалось тоскливое
предчувствие собственной гибели.
Ободренный успехом своей остроты, Иван Демьяныч продолжал:
– Или ты думаешь, что из пяти деревьев выйдут двадцать четыре лошади? Ну, хорошо:
я тебе дам одно дерево – сделай ты мне из него четыре лошади. Тебе это, очевидно, легко,
Кувшинников, Иван, а? Что ж ты молчишь, Иван, а? Печально, печально. Плохо твое дело,
Иван. Ступай, брат!
– Я знаю, – тоскливо промямлил Кувшинников. – Я учил.
– Верю, милый. Учил, но как? Плохо учил. Бессмысленно. Без рассуждения. Садись,
брат Иван. Кулебякин, Илья! Ну… ты нам скажешь, что такое дробь?
– Дробью называется часть какого-нибудь числа.
– Да? Ты так думаешь? Ну, а если я набью ружье дробью, это будет часть какого числа?
– То дробь не такая, – улыбнулся бледными губами Кулебякин. – То другая.
– Откуда же ты знаешь, о какой дроби я тебя спросил? Может быть, я тебя спросил о
ружейной дроби? Вот если бы ты был, Кулебякин, умнее, ты бы спросил, о какой дроби я
хочу знать: о простой или арифметической?.. И на мой утвердительный ответ, что о
последней, – ты должен был ответить: «Арифметической дробью называется – и так
далее»… Ну, теперь скажи ты нам, какие бывают дроби?
– Простые бывают дроби, – вздохнул обескураженный Кулебякин, – а также
десятичные.
– А еще? Какая еще бывает дробь, а? Ну, скажи-ка?
– Больше нет, – развел руками Кулебякин, будто искренне сожалея, что не может
удовлетворить еще какойнибудь дробью ненасытного экзаменатора.
– Да? Больше нет? А вот если человек танцует и ногами дробь выделывает – это как
же? По-твоему, не дробь? Видишь ли что, мой милый… Ты, может быть, и знаешь
арифметику, но русского языка – нашего великого, разнообразного и могучего русского
языка – ты не знаешь. И это нам всем печально. Ступай, брат Кулебякин, и на свободе кое о
чем подумай, брат Кулебякин. Лысенко! Вот ты, Лысенко, Кондратий, скажешь нам, что тебе
известно о цепном правиле? Ты знаешь цепное правило?
– Знаю.
– Очень хорошо-с. Ну, а цепное исключение тебе известно?
Лысенко метнул в сторону товарищей испуганным глазом и, повесив голову, умолк.
– Ну, что же ты, Лысенко? Ведь говорят же: нет правила без исключений. Ну, вот ты
мне и ответь, есть в цепном правиле цепное исключение?

* * *

Стараясь не шуметь, я отодвинул стул, тихонько встал и, сделав общий поклон,
направился к выходу.
Любезный директор с белой звездой тоже встал, догнал меня в передней и сказал,
подмигивая на экзаменационную комнату:
– Ну как?.. Не говорил ли я, что дока? Так и хапает, так и режет. Орел! Да только
жалко, не жилец он у нас… Переводят с повышением в Харьков. А жалко… Я уж не знаю,
что мы без него и делать будем?.. Без орла-то!

Фат

Подслушивать – стыдно.
Отделение первого класса в вагоне Финляндской железной дороги было совершенно
пусто.
Я развернул газету, улегся на крайний у стены диван и, придвинувшись ближе к окну,