Page 192 - Рассказы
P. 192
певицы!.. Черное, шелковое – чуть не с кружевами… А вы говорите – не фат! Да я…
* * *
И сразу оба голоса замолчали: и контральто, и тот, что повыше. Как будто кто
ножницами нитку обрезал. И молчали оба голоса так минут шесть-семь, до самой станции,
когда поезд остановился.
И вышли контральто и сопрано молча, не глядя друг на друга и не заметив меня,
прижавшегося к углу дивана…
Бритва в киселе
Глава I
Два раза в день из города Калиткина в Святогорский монастырь и обратно
отправлялась линейка, управляемая грязноватым, мрачноватым, глуповатым парнем.
В этот день линейка приняла только двух, незнакомых между собой, пассажиров:
драматическую артистку Бронзову и литератора Ошмянского.
Полдороги оба, по русско-английской привычке, молчали, как убитые, ибо не были
представлены друг другу.
Но с полдороги случилось маленькое происшествие: мрачный, сонный парень
молниеносно сошел с ума… Ни с того, ни с сего он вдруг почувствовал прилив
нечеловеческой энергии: привстал на козлах, свистнул, гикнул и принялся хлестать кнутом
лошадей с таким бешенством и яростью, будто собирался убить их. Обезумевшие от ужаса
лошади сделали отчаянный прыжок, понесли, свернули к краю дороги, налетели передним
колесом на большой камень, линейка подскочила кверху, накренилась набок и, охваченная
от такой тряски морской болезнью, выплюнула обоих пассажиров на пыльную дорогу.
В это время молниеносное помешательство парня пришло к концу: он сдержал
лошадей, спрыгнул с козел и, остановившись над поверженными в прах пассажирами,
погрузился в не оправдываемую обстоятельствами сонную задумчивость.
– Выпали? – осведомился он.
Литератор Ошмянский сидел на дороге, растирая ушибленную ногу и с любопытством
осматривая продранные на колене брюки. Бронзова вскочила на ноги и, энергично дернув
Ошмянского за плечо, нетерпеливо сказала:
– Ну?!
– Что такое? – спросил Ошмянский, поднимая на нее медлительные ленивые глаза.
Тут же Бронзова заметила, что эти глаза очень красивы…
– Чего вы сидите?
– А что?
– Да делайте же что-нибудь!
– А что бы вы считали в данном случае уместным?
– О, Боже мой! Да я бы на вашем месте уже десять раз поколотила этого негодяя.
– За что?
– Боже ты мой! Вывалил нас, испортил вам костюм, я ушибла себе руку.
Облокотившись на придорожный камень, Ошмянский принял более удобную позу и,
поглядывая на Бронзову снизу вверх, заметил с ленивой рассудительностью:
– Но ведь от того, что я поколочу этого безнадежного дурака, ваша рука сразу не
заживет и дырка на моих брюках не затянется?
– Боже, какая вы мямля! Вы что, сильно расшиблись?
– О, нет, что вы!..
– Так чего же вы разлеглись на дороге?
– А я сейчас встану.