Page 280 - Рассказы

высылкой из-за чайного стола – в третьем.
Но так внушительно, так мрачно звучала эта похоронная фраза: «Я погиб», что Семен
Панталыкин всюду совал ее.
Фраза, впрочем, была украдена из какого-то романа Майн Рида, где герои, влезши на
дерево по случаю наводнения и ожидая нападения индейцев – с одной стороны, и острых
когтей притаившегося в листве дерева ягуара – с другой, – все в один голос решили:
– Мы погибли.
Для более точной характеристики их положения необходимо указать, что в воде около
дерева плавали кайманы, а одна сторона дерева дымилась, будучи подожженной молнией.
…………………………………………………………………………
Приблизительно в таком же положении чувствовал себя Панталыкин Семен, когда ему
не только подсунули чрезвычайно трудную задачу, но еще дали на решение ее всего-навсего
двадцать минут.
Задача была следующая.
«Два крестьянина вышли одновременно из пункта А в пункт Б, причем один из них
делал в час четыре версты, а другой пять. Спрашивается, насколько один крестьянин придет
раньше другого в пункт Б, если второй вышел позже первого на четверть часа, а от пункта А
до пункта Б такое же расстояние в верстах, сколько получится, если два виноторговца
продали третьему такое количество бочек вина, которое дало первому прибыли сто двадцать
рублей, второму восемьдесят, а всего бочка вина приносит прибыли сорок рублей».
Прочтя эту задачу, Панталыкин Семен сказал сам себе:
– Такую задачу в двадцать минут! Я погиб.
Потеряв минуты три на очинку карандаша и на наиболее точный перегиб листа
линованной бумаги, на которой он собирался развернуть свои математические способности,
Панталыкин Семен сделал над собой усилие и погрузился в обдумывание задачи.
Первым долгом ему пришла в голову мысль: что это за крестьяне такие: «первый» и
«второй»? Эта сухая номенклатура ничего не говорит ни его уму, ни его сердцу. Неужели
нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами? Конечно, Иваном или
Василием их можно и не называть (инстинктивно он чувствовал прозаичность, будничность
этих имен), но почему бы их не окрестить – одного Вильямом, другого Рудольфом?
И сразу же, как только Панталыкин перекрестил «первого» и «второго» в Рудольфа и
Вильяма, оба сделались ему понятными и близкими. Он уже видел умственным взором
белую полоску от шляпы, выделявшуюся на лбу Вильяма, лицо которого загорело от жгучих
лучей солнца… А Рудольф представлялся ему широкоплечим мужественным человеком,
одетым в синие парусиновые штаны и кожаную куртку из меха речного бобра.
И вот – шагают они оба, один на четверть часа впереди другого…
Панталыкину пришел на ум такой вопрос: знакомы ли они друг с другом, эти два
мужественных пешехода? Вероятно, знакомы, если попали в одну и ту же задачу… Но если
знакомы – почему они не сговорились идти вместе? Вместе, конечно, веселее, а что один
делает в час на версту больше другого, то это вздор; более быстрый мог бы деликатно,
понемногу сдерживать свои широкие шаги, а медлительный мог бы и прибавить немного
шагу.
Кроме того, и безопаснее вдвоем идти – разбойники ли нападут или дикий зверь…
Возник еще один интересный вопрос: были у них ружья или нет? Пускаясь в дорогу,
лучше всего захватить ружья, которые даже в пункте Б могли бы пригодиться в случае
нападения городских бандитов – отрепья глухих кварталов. Впрочем, может быть, пункт Б –
маленький городок, где нет бандитов… Вот опять же – написали: пункт А, пункт Б… Что это
за названия?
Панталыкин Семен никак не может представить себе городов или сел, в которых
живут, борются и страдают люди под сухими бездушными литерами. Почему не назвать
один город Санта-Фе, а другой – Мельбурном?
И едва только пункт А получил название Санта-Фе, а пункт Б был преобразован в