Page 291 - Рассказы

мальчуганов взял хлопушку, поднес к глазам, дернул где следует – бац! Глаз пополам и ухо
на ниточке!
Мы все трое замолкаем и думаем – каждый о своем.
– А вот я тоже знала семью, – вдруг начинает задумчиво и тихо, опустив головенку,
Лиля. – Ихняя фамилия была Курицыхины. И тоже, когда было Рождество, так ихний папа
говорит: «Не будет вам завтра елки!» Они завтра тоже легли спать днем, и ихний папа тоже
лег спать днем… Нет, перед вечером, когда бы была зажгита елка, если б он сделал. Так они
тогда легли. Ну, легли все и спят, потому елки нет, делать нечего. А воры видят, что все спят,
забрались и все покрали, что было, чего и не было – все взяли. Ну, проснулись, понятно, и
плакали все.
– Это, наверное, был такой случай? – спрашиваю я, делая встревоженное лицо.
– Д… да, – не совсем убежденно отвечает Лиля.
– Значит, если я не устрою елки, к нам тоже заберутся воры?
– Заберутся, – таинственно шепчут оба.
– А если вы не ляжете спать в это время?
– Нет, мы ляжем!!
Дольше терзать их жалко. И так на лицах застыла мучительная гримаса трепетного
ожидания, а глаза выражают то страх, то надежду, то уныние и разочарование.
Не желая, однако, сразу сдать позицию, я задаю преглупый вопрос:
– А вы какую бы хотели елку: зеленого цвета или розового?
– Зеленую…
– Ну, раз зеленую – тогда можно. А розовую уж никак бы нельзя.

* * *

Как щедры дети: поцелуи, которыми меня осыпают, совсем не заслужены.

Нянька

I

Будучи принципиальным противником строго обоснованных, хорошо разработанных
планов, Мишка Саматоха перелез невысокую решетку дачного сада без всякой определенной
цели.
Если бы что-нибудь подвернулось под руку, он украл бы; если бы обстоятельства
располагали к тому, чтобы ограбить, – Мишка Саматоха и от грабежа бы не отказался.
Отчего же? Лишь бы после можно было легко удрать, продать «блатокаю» награбленное и
напиться так, «чтобы чертям было тошно».
Последняя фраза служила мерилом всех поступков Саматохи… Пил он, развратничал и
дрался всегда с таким расчетом, чтобы «чертям было тошно». Иногда и его били, и
опять-таки били так, что «чертям было тошно».
Поэтическая легенда, циркулирующая во всех благовоспитанных детских, гласит, что у
каждого человека есть свой ангел, который радуется, когда человеку хорошо, и плачет, когда
человека огорчают.
Мишка Саматоха сам добровольно отрекся от ангела, пригласил на его место целую
партию чертей и поставил себе целью все время держать их в состоянии хронической
тошноты.
И действительно, Мишкиным чертям жилось несладко.

II