Page 58 - Рассказы
P. 58

а тот улучил минуту и плюнул учителю на сапог.


                                                   День человеческий


                                                             дома

                     Утром, когда жена еще спит, я выхожу в столовую и пью с жениной теткой чай. Тетка –
               глупая,  толстая  женщина  –  держит  чашку,  отставив  далеко  мизинец  правой  руки,  что
               кажется ей крайне изящным и светски изнеженным жестом.
                     – Как вы нынче спали? –  спрашивает тетка, желая отвлечь мое внимание от  десятого
               сдобного сухаря, который она втаптывает ложкой в противный жидкий чай.
                     – Прекрасно. Вы всю ночь мне грезились.
                     – Ах  ты  Господи!  Я  серьезно  вас  спрашиваю,  а  вы  все  со  своими  неуместными
               шутками.
                     Я задумчиво смотрю в ее круглое обвислое лицо…
                     – Хорошо.  Будем  говорить  серьезно…  Вас  действительно интересует,  как  я  спал  эту
               ночь? Для чего это вам? Если я скажу, что спалось неважно – вас это опечалит и угнетет на
               весь  день?  А  если  я  хорошо  проспал  –  ликованию  и  душевной  радости  вашей  не  будет
               пределов?.. Сегодняшний день покажется вам праздником, и все предметы будут окрашены
               отблеском веселого солнца и удовлетворенного сердца?
                     Она обиженно отталкивает от себя чашку.
                     – Я вас не понимаю…
                     – Вот это сказано хорошо, искренне. Конечно, вы меня не понимаете… Ей-богу, лично
               против  вас  я  ничего  не  имею…  простая  вы,  обыкновенная  тетка…  Но  когда  вам  нечего
               говорить  –  сидите молча.  Это  так  просто.  Ведь  вы  спросили  меня о прошедшей ночи  без
               всякой надобности, даже без пустого любопытства… И если бы я ответил вам: «Благодарю
               вас,  хорошо», –  вы  стали  бы  мучительно  выискивать  предлог  для  дальнейшей  фразы.  Вы
               спросили бы: «А Женя еще спит?», – хотя вы прекрасно знаете, что она спит, ибо она спит
               так каждый день и выходит к чаю в двенадцать часов, что вам, конечно, тоже известно…
                     Мы сидим долго-долго и оба молчим.
                     Но ей трудно молчать. Хотя она обижена, но я вижу, как под ее толстым красным лбом
               ворочается тяжелая, беспомощная, неуклюжая мысль: что бы сказать еще?
                     – Дни теперь стали прибавляться, – говорит наконец она, смотря в окно.
                     – Что  вы говорите?!  Вот  так штука.  Скажите,  вы намерены опубликовать  это  редкое
               наблюдение, еще неизвестное людям науки, или вы просто хотели заботливо предупредить
               меня об этом, чтобы я в дальнейшем знал, как поступать?
                     Она вскакивает на ноги и шумно отодвигает стул.
                     – Вы тяжелый грубиян и больше ничего.
                     – Ну  как  же  так  –  и  больше  ничего…  У  меня  есть  еще  другие  достоинства  и
               недостатки… Да я и не грубиян вовсе. Зачем вы сочли необходимым сообщить мне, что дни
               прибавляются?  Все,  вплоть  до  маленьких  детей,  хорошо  знают  об  этом.  Оно  и  по  часам
               видно, и по календарю, и по лампам, которые зажигаются позднее.
                     Тетка плачет, тряся жирным плечом. Я одеваюсь и выхожу из дому.

                                                           на улице

                     Навстречу мне озабоченно и быстро шагает чиновник Хрякин, торопящийся на службу.
                     Увидев  меня, он  расплывается в изумленной улыбке  (мы  встречаемся  с  ним  каждый
               день), быстро сует мне руку, бросает на ходу:
                     – Как поживаете, что поделываете?
   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62   63