Page 138 - Белая гвардия

Черные онегинские баки скрылись в густом бобровом воротнике, и только видно было,
как тревожно сверкнули в сторону восторженного самокатчика, сдавленного в толпе,
глаза, до странности похожие на глаза покойного прапорщика Шполянского, погибшего
в ночь на четырнадцатое декабря. Рука в желтой перчатке протянулась и сдавила руку
Щура…

— Ладно. Ладно, не буду, — бормотал Щур, въедаясь глазами в светлого человека.
А тот, уже овладев собой и массой в ближайших рядах, вскрикивал:

— Хай живут советы рабочих, селянских и казачьих депутатов. Да здравствует…
Солнце вдруг угасло, и на Софии и куполах легла тень; лицо Богдана вырезалось четко,
лицо человека тоже. Видно было, как прыгал светлый кок над его лбом…
— Га-а. Га-а-а, — зашумела толпа…

— …советы рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Пролетарии всех
стран, соединяйтесь…

— Как? Как? Что?! Слава!!
В задних рядах несколько мужских и один голос тонкий и звонкий запели «Як умру,
то…».
— Ур-ра! — победно закричали в другом месте. Вдруг вспыхнул водоворот в третьем.

— Тримай його! Тримай! — закричал мужской надтреснутый и злобный и плаксивый
голос. — Тримай! Це провокация. Большевик! Москаль! Тримай! Вы слухали, що вин
казав…

Всплеснули чьи-то руки в воздухе. Оратор кинулся набок, затем исчезли его ноги, живот,
потом исчезла и голова, покрываясь шапкой.

— Тримай! — кричал в ответ первому второй тонкий тенор. — Це фальшивый оратор.
Бери его, хлопцы, берить, громадяне.

— Га, га, га. Стой! Кто? Кого поймали? Кого? Та никого!!!
Обладатель тонкого голоса рванулся вперед к фонтану, делая такие движения руками,
как будто ловил скользкую большую рыбу. Но бестолковый Щур в дубленом полушубке и
треухе завертелся перед ним с воплем: «Тримай!» — и вдруг гаркнул:
— Стой, братцы, часы срезали!

Какой-то женщине отдавили ногу, и она взвыла страшным голосом.

— Кого часы? Где? Врешь — не уйдешь!
Кто-то сзади обладателя тонкого голоса ухватил за пояс и придержал, в ту минуту
большая, холодная ладонь разом и его нос и губы залепила тяжелой оплеухой фунта в
полтора весом.
— Уп! — крикнул тонкий голос и стал бледный как смерть, и почувствовал, что голова
его голая, что на ней нет шапки. В ту же секунду его адски резнула вторая оплеуха, и
кто-то взвыл в небесах:
— Вот он, ворюга, марвихер, сукин сын. Бей его!!

— Що вы?! — взвыл тонкий голос. — Що вы меня бьете?! Це не я! Не я! Це большевика
держать треба! О-о! — завопил он…

— Ой, боже мой, боже мой, Маруся, бежим скорей, что же это делается?

В толпе, близ самого фонтана, завертелся и взбесился винт, и кого-то били, и кто-то выл,
и народ раскидывало, и, главное, оратор пропал. Так пропал чудесно, колдовски, что
словно сквозь землю провалился. Кого-то вынесло из винта, а впрочем, ничего