Page 140 - Белая гвардия

тонким, но совершенно осипшим голосом, мешая русские и украинские слова:
— Вы не маете права! Я известный украинский поэт. Моя фамилия Горболаз. Я написал
антологию, украинской поэзии. Я жаловаться буду председателю Рады и министру. Це
неописуемо!

— Бей его, стерву, карманщика, — кричали с тротуаров.
— Я, — отчаянно надрываясь и поворачиваясь во все стороны, кричал окровавленный, —
зробив попытку задержать большевика-провокатора…

— Что, что, что, — гремело на тротуарах.

— Кого это?!
— Покушение на Петлюру.

— Ну?!
— Стрелял, сукин сын, в нашего батько.

— Так вин же украинец.
— Сволочь он, не украинец, — бубнил чей-то бас, — кошельки срезал.

— Ф-юх, — презрительно свистали мальчишки.
— Что такое? По какому праву?

— Большевика-провокатора поймали. Убить его, падаль, на месте.
Сзади окровавленного ползла взволнованная толпа, мелькал на папахе золотогалунный
хвост и концы двух винтовок. Некто, туго перепоясанный цветным поясом, шел рядом с
окровавленным развалистой походкой и изредка, когда тот особенно громко кричал,
механически ударял его кулаком по шее; тогда злополучный арестованный, хотевший
схватить неуловимое, умолкал и начинал бурно, но беззвучно рыдать.
Двое студентов пропустили процессию. Когда она отошла, высокий подхватил под руку
низенького и зашептал злорадным голосом:
— Так его, так его. От сердца отлегло. Ну, оно тебе скажу, Карась, молодцы большевики.
Клянусь честью — молодцы. Вот работа, так работа! Видал, как ловко орателя сплавили?
И смелы. За что люблю — за смелость, мать их за ногу.
Маленький сказал тихо:

— Если теперь не выпить, повеситься можно.
— Это мысль. Мысль, — оживленно подтвердил высокий. — У тебя сколько?

— Двести.

— У меня полтораста. Зайдем к Тамарке, возьмем полторы…
— Заперто.
— Откроет.

Двое повернули на Владимирскую, дошли до двухэтажного домика с вывеской:

«Бакалейная торговля», а рядом «Погреб — замок Тамары». Нырнув по ступеням вниз,
двое стали осторожно постукивать в стеклянную, двойную дверь.