Page 4 - Белая гвардия
P. 4

«Елена Васильевна любит нас сильно,
                Кому — на, а кому — не.»

                «Леночка, я взял билет на Аиду.
                Бельэтаж №8, правая сторона.»

                «1918 года, мая 12 дня я влюбился.»

                «Вы толстый и некрасивый.»
                «После таких слов я застрелюсь.»
                (Нарисован весьма похожий браунинг.)

                «Да здравствует Россия!

                Да здравствует самодержавие!»
                «Июнь. Баркарола.»

                «Недаром помнит вся Россия
                Про день Бородина.»

                Печатными буквами, рукою Николки:
                «Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела
                всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского райкома. Дамский, мужской
                и женский портной Абрам Пружинер,
                1918 года, 30-го января.»

                Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-
                танк. Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября
                1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких новых туфлях,
                в любимой позе — в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув
                ноги почти до буфета, — столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками. Николкина
                подруга, гитара, нежно и глухо: трень… Неопределенно трень… потому что пока что,
                видите ли, ничего еще толком не известно. Тревожно в Городе, туманно, плохо…

                На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с белыми нашивками, а на левом рукаве
                остроуглый трехцветный шеврон. (Дружина первая, пехотная, третий ее отдел.
                Формируется четвертый день, ввиду начинающихся событий.)

                Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко,
                уютно, кремовые шторы задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.

                Старший бросает книгу, тянется.
                — А ну-ка, сыграй «Съемки»…

                Трень-та-там… Трень-та-там…
                Сапоги фасонные,Бескозырки тонные,То юнкера-инженеры идут!

                Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонек, в жилах —
                жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко.

                Здравствуйте, дачники,Здравствуйте, дачницы…
                Гитара идет маршем, со струн сыплет рота, инженеры идут — ать, ать! Николкины глаза
                вспоминают:
                Училище. Облупленные александровские колонны, пушки. Ползут юнкера на животиках
                от окна к окну, отстреливаются. Пулеметы в окнах.
   1   2   3   4   5   6   7   8   9