Page 47 - Доктор Живаго

сговорила вас, — прибавила она и заплакала.

5

Уже весной тысяча девятьсот шестого года, перед переходом в последний класс
гимназии, шесть месяцев её связи с Комаровским превысили меру Лариного терпения. Он
очень ловко пользовался её подавленностью, и когда ему бывало нужно, не показывая этого,
тонко и незаметно напоминал ей о её поругании. Эти напоминания приводили Лару в то
именно смятение, которое требуется сластолюбцу от женщины. Смятение это отдавало Лару
во все больший плен чувственного кошмара, от которого у нее вставали волосы дыбом при
отрезвлении. Противоречия ночного помешательства были необъяснимы, как чернокнижие.
Тут все было шиворот-навыворот и противно логике, острая боль заявляла о себе раскатами
серебряного смешка, борьба и отказ означали согласие, и руку мучителя покрывали
поцелуями благодарности.
Казалось, этому не будет конца, но весной, на одном из последних уроков учебного
года, задумавшись о том, как участятся эти приставания летом, когда не будет занятий в
гимназии, последнего Лариного прибежища против частых встреч с Комаровским, Лара
быстро пришла к решению, надолго изменившему её жизнь.
Было жаркое утро, собиралась гроза. В классе занимались при открытых окнах.
Вдалеке гудел город, все время на одной ноте, как пчелы на пчельнике. Со двора доносился
крик играющих детей. От травянистого запаха земли и молодой зелени болела голова, как на
масленице от водки и блинного угара.
Учитель истории рассказывал о Египетской экспедиции Наполеона. Когда он дошел до
высадки во Фрежюсе, небо почернело, треснуло и раскололось молнией и громом, и в класс
через окна вместе с запахом свежести ворвались столбы песку и пыли. Две школьные
подлизы услужливо кинулись в коридор звать дядьку закрывать окна, и когда они отворили
дверь, сквозняк поднял и понес со всех парт по классу промокашки из тетрадей.
Окна закрыли. Хлынул грязный городской ливень, перемешанный с пылью. Лара
вырвала листок из записной тетради и написала соседке по парте, Наде Кологривовой:
«Надя, мне нужно устроить жизнь отдельно от мамы. Помоги мне найти несколько
уроков повыгоднее. У вас много знакомств среди богатых».
Надя ответила тем же способом:
«Липе ищут воспитательницу. Поступи к нам. Вот было бы здорово! Ты ведь знаешь,
как тебя любят папа и мама».

6

Больше трех лет Лара прожила у Кологривовых как за каменной стеной. Ниоткуда на
нее не покушались, и даже мать и брат, к которым она чувствовала большое отчуждение, не
напоминали ей о себе.
Лаврентий Михайлович Кологривов был крупный предприниматель-практик новейшей
складки, талантливый и умный. Он ненавидел отживающий строй двойной ненавистью:
баснословного, способного откупить государственную казну богача и сказочно далеко
шагнувшего выходца из простого народа. Он прятал у себя нелегальных, нанимал
обвиняемым на политических процессах защитников и, как уверяли в шутку, субсидируя
революцию, сам свергал себя как собственника и устраивал забастовки на своей собственной
фабрике. Лаврентий Михайлович был меткий стрелок и страстный охотник и зимой в
девятьсот пятом году ездил по воскресеньям в Серебряный бор и на Лосиный остров обучать
стрельбе дружинников.
Это был замечательный человек. Серафима Филипповна, его жена, была ему достойной
парой. Лара питала к обоим восхищенное уважение. Все в доме любили её как родную.
На четвертый год Лариной беззаботности к ней пришел по делу братец Родя. Фатовато