Page 52 - Доктор Живаго

И вот эту труднейшую и все превосходящую задачу взяла на свои худенькие и слабые
плечи Тоня (она с этих пор вдруг стала казаться Юре худой и слабой, хотя была вполне
здоровой девушкой). И он преисполнился к ней тем горячим сочувствием и робким
изумлением, которое есть начало страсти.
То же самое, с соответствующими изменениями, произошло по отношению к Юре с
Тоней.
Юра думал, что напрасно все-таки они уехали из дому. Как бы чего-нибудь не
случилось в их отсутствие. И он вспомнил.
Узнав, что Анне Ивановне хуже, они, уже одетые к выезду, прошли к ней и
предложили, что останутся. Она с прежней резкостью восстала против этого и потребовала,
чтобы они ехали на елку. Юра и Тоня зашли за гардину в глубокую оконную нишу
посмотреть, какая погода. Когда они вышли из ниши, оба полотнища тюлевой занавеси
пристали к необношенной материи их новых платьев. Легкая льнущая ткань несколько
шагов проволоклась за Тонею, как подвенечная фата за невестой. Все рассмеялись, так
одновременно без слов всем в спальне бросилось в глаза это сходство.
Юра смотрел по сторонам и видел то же самое, что незадолго до него попадалось на
глаза Ларе. Их сани поднимали неестественно громкий шум, пробуждавший неестественно
долгий отзвук под обледенелыми деревьями в садах и на бульварах.
Светящиеся изнутри и заиндевелые окна домов походили на драгоценные ларцы из
дымчатого слоистого топаза. Внутри них теплилась святочная жизнь Москвы, горели елки,
толпились гости и играли в прятки и колечко дурачащиеся ряженые.
Вдруг Юра подумал, что Блок это явление Рождества во всех областях русской жизни,
в северном городском быту и в новейшей литературе, под звездным небом современной
улицы и вокруг зажженной елки в гостиной нынешнего века. Он подумал, что никакой
статьи о Блоке не надо, а просто надо написать русское поклонение волхвов, как у
голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом.
Они проезжали по Камергерскому. Юра обратил внимание на черную протаявшую
скважину в ледяном наросте одного из окон.
Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с
сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало.
«Свеча горела на столе. Свеча горела…» — шептал Юра про себя начало чего-то
смутного неоформившегося, в надежде, что продолжение придет само собой, без
принуждения. Оно не приходило.

11

С незапамятных времен елки у Свентицких устраивали по такому образцу. В десять,
когда разъезжалась детвора, зажигали вторую для молодежи и взрослых, и веселились до
утра. Более пожилые всю ночь резались в карты в трехстенной помпейской гостиной,
которая была продолжением зала и отделялась от него тяжелою плотною занавесью на
больших бронзовых кольцах. На рассвете ужинали всем обществом.
— Почему вы так поздно? — на бегу спросил их племянник Свентицких Жорж,
пробегая через переднюю внутрь квартиры к дяде и тете. Юра и Тоня тоже решили пройти
туда поздороваться с хозяевами и мимоходом, раздеваясь, посмотрели в зал.
Мимо жарко дышащей елки, опоясанной в несколько рядов струящимся сиянием,
шурша платьями и наступая друг другу на ноги,двигалась черная стена прогуливающихся и
разговаривающих, не занятых танцами.
Внутри круга бешено вертелись танцующие. Их кружил, соединял в пары и вытягивал
цепью сын товарища прокурора лицеист Кока Корнаков. Он дирижировал танцами и во все
2
горло орал с одного конца зала на другой: «Grand rond! Chaine chinoise!» — и все делалось

2 Большой круг! Китайская цепочка!