Page 113 - Донские рассказы

и у лейтенантика эту женщину отобью! Это же – находка, а не женщина!
– А как же теперь овца? – удрученным голосом спросил Некрасов.

Взрыв такого оглушительного хохота был ему ответом, что Стрельцов испуганно вскочил
и спросонок потянулся к лежавшему в изголовье автомату.

– А находка твоя завтра кормить нас будет? – сдерживая бешенство, спросил старшина.
Лопахин жадно пил теплую воду из фляжки и, когда опорожнил ее, – спокойно ответил:

– Сомневаюсь.
– Так чего же ты трепался и головы нам морочил?

– А что ты от меня хочешь, товарищ старшина? Чтобы я еще раз сходил к хозяйке?
Предпочитаю иметь дело с немецкими танками. А уж если тебе так не терпится – иди
сам. Я заработал одну шишку, а тебе она насажает их дюжину, будь спокоен! Что ж,
может, проводить тебя до кухни?
Старшина плюнул, вполголоса выругался и стал натягивать гимнастерку. Одевшись и ни
к кому не обращаясь, он угрюмо буркнул:
– Пойду до председателя колхоза. Без завтрака не выступим. Не могу же я являться по
начальству и сразу просить: покормите нас, босяков. Вы тут поспокойнее, я скоро
обернусь.

А Лопахин лег на свое место, закинул руки за голову, с чувством исполненного долга
сказал:

– Ну, теперь можно и спать. Атака моя отбита. Отступил я в порядке, но понеся
некоторый урон, и, ввиду явного превосходства сил противника, наступления на этом
участке не возобновляю. Знаю, что смеяться надо мной вы будете, ребята, теперь месяца
два – кто проживет эти два месяца, – об одном прошу: начинайте с завтрашнего утра, а
сейчас – спать!

Не дожидаясь ответа, Лопахин повернулся на бок и через несколько минут уже спал
крепким, по-детски беспробудным сном.
Рано утром Копытовский разбудил Лопахина:

– Вставай завтракать, мелкая блоха!
– Какая же он – блоха? Он – Александр Македонский, – сказал Акимов, чистой тряпицей
тщательно вытирая алюминиевую ложку.
– Он – покоритель народов и гроза женщин, – добавил Хмыз. – Но вчера он не прошел,
хотя я его об этом и предупреждал.
– На такого покорителя понадейся, с голоду подохнешь! – сказал Некрасов.

Лопахин открыл глаза, приподнялся. Левый глаз его смотрел, как всегда, бойко и
весело, правый, окаймленный синеватой припухлостью, еле виднелся, посверкивая из
узко прорезанной щели.
– Ну и приголубила она тебя! – Копытовский фыркнул и отвернулся, боясь рассмеяться.
Лопахин отлично знал, что единственным спасением от насмешек товарищей послужит
только молчание. Насвистывая, с видом абсолютно равнодушным, он достал из вещевого
мешка полотенце и крохотный обмылок, вышел на крыльцо. Бойцы, умываясь, толпились
возле колодца, а в примыкавшем к дому садике на траве были разостланы плащ-палатки,
и на них густо стояли котелки, тарелки, миски. Неподалеку жарко горел костер. На
железном пруте над огнем висел большой бригадный котел. Нарядная хозяйка
поправляла огонь, склоняясь могучим станом, помешивала в котле деревянной ложкой.
Все это было как во сне. Лопахин ошалело поморгал, протер глаза. «Явная чертовщина!»
– подумал он, но тут ноздри его уловили запах мясной похлебки, и Лопахин, пожав