Page 177 - Донские рассказы
P. 177

IV
                Перед вечером в постовальню к Петьке прибежал соседский парнишка.

                – Петро!
                – Ну?

                – Беги скореича на сход!.. Отца твово убивают на площади, возле правления!..
                Не надевая шапки, опрометью кинулся Петька на площадь.

                Бежал что есть мочи по кривенькому, притаившемуся у речки переулку. Впереди вдоль
                красноталого плетня маячила розовая рубашка соседского парнишки; ветром
                запрокидывало у него через голову желтые, выгоревшие под летним солнцепеком пряди
                волос, около каждого двора верещал пискливый рвущийся голосишко:

                – Бегите на площадь! Фому-постовала убивают казаки!..
                Из ворот и калиток выбегали кучки ребятишек, дробно топотали по переулку босыми
                ногами.
                Когда подбежал к правлению Петька, на площади никого не было, переулки и улицы
                всасывали уходящих людей.

                Возле ворот поповского дома толстая попадья, приложив к глазам руку лодочкой,
                смотрит на бегущего Петьку. У попадьи на ситцевое платье накинута шаль, в тонких
                ехидных губах застряла недоумевающая улыбочка. Постояла, глядя вслед Петьке,
                почесала ногою толстую, студнем дрожащую икру и повернулась к дому.
                – Феклуша, где же постовала бьют?

                – И вот тебе крест! Своими глазыньками видала, матушка, как его били!.. – По порожкам
                крыльца зашлепали шаги. К попадье, ковыляя, подбежала кривая кухарка, махая
                руками, захлебнулась визгливым голосом: – Гляжу я, матушка, а его ведут из тюрьмы на
                сходку. Казаки шум приподняли, ему хоть бы что! Идет, старый кобель, и ухмыляется, а
                сам собой весь черный до ужасти!.. Его еще допрежде господа офицеры били… Подвели
                его к крыльцу и как начнут бить, только слышу – хрясь!.. хрясь!.. – а он как заревет
                истошным голосом, ну, тут его и прикончили… кто колом, кто железякой, а то все
                больше ногами.
                С крыльца правления, вихляя задом, сошел станичный писарь.

                – Иван Арсеньевич, подите на минуточку!
                Писарь одернул широчайшие галифе и мелким шагом, любуясь начищенными носками
                сапог, направился к попадье. Не дойдя шагов восемь, перегнул назад сутулую спину и,
                стараясь подражать интендантскому полковнику, небрежно приложил два пальца к
                козырьку фуражки.

                – Добрый день, Анна Сергеевна!
                – Здравствуйте, Иван Арсеньевич! Что это у вас за убийство было?

                Писарь презрительно оттопырил нижнюю губу:
                – Постовала Фому убили казаки за принадлежность к большевизму.

                Попадья передернула пухлыми плечами и простонала:
                – Ах, какие ужасы!.. Неужели и вы принимали участие в этом убийстве?

                – Да… как сказать… Знаете ли, когда начали его, мерзавца, бить, а он, лежа на земле,
                кричит: «Убейте, от Советской власти не отступлюсь!» – тут, конечно, я его ударил
                сапогом – и сожалею, что связался. Одна неприличность только… сапог и брюки в кровь
                измарал…
   172   173   174   175   176   177   178   179   180   181   182