Page 181 - Донские рассказы

VI
Александр Четвертый испокон века старичишка забурунный, во хмелю дурной, а в
трезвом виде человек первого сорта. Фамилии его никто не помнит. Давненько, когда
пришел со службы из Иваново-Вознесенска, где постоем стояла казачья сотня, под
пьянку заявил на станичном сходе старикам:

– У вас царь Александр Третий, ну, а я хоть и не царь, а все-таки Александр Четвертый, и
плевать мне на вашего царя!..

По постановлению схода лишили его казачьего звания и земельного пая, всыпали на
станичном майдане пятьдесят розог за неуважение к высочайшему имени, а дело
постановили замять. Но Александр Четвертый, натягивая штаны, низко поклонился
станичникам на все четыре стороны и, застегивая последнюю пуговицу, сказал:

– Премного благодарствую, господа старики, а только я этим ничуть не напужанный!..
Станичный атаман атаманской насекой стукнул:
– Коли не напуженный – еще подбавить!..

После подбавления Александр не разговаривал. На руках его отнесли домой, но
прозвище Четвертый осталось за ним до самой смерти.

Пришел Петька к Александру Четвертому перед вечером. В хате пусто. В сенцах муругая
коза гложет капустные кочерыжки. По двору прошел к гуменным воротцам – открыты
настежь. Из клуни простуженный голосок деда:
– Сюда иди, паренек!

Подошел Петька, поздоровался, а дед и не смотрит. Из камня мастерит молотилку,
рубцы выбивает, стоя на коленях. Брызжут из-под молота ошкребки серого камня и
зеленоватые искры огня. Возле веялки сын деда, Яков, головы не поднимая, хлопочет,
постукивает, прибивая к бортам оборванную жесть.
«К чему хозяйствуют-то, в зиму глядя?» – подумал Петька, а дед стукнул последний раз
молотком, сказал, не глядя на Петьку:
– Хотим оставить старухе все хозяйство в справности. Она у меня бедовая, чуть что –
крику не оберешься! Может, кинул бы свою справу как есть, но опасаюсь, что
нареканиев много будет. Ушли такие-сякие, скажет, а дома хоть и травушка не расти!..
Смеются у деда глаза. Встал, похлопал Петьку по шее, сказал Якову:

– Кончай базар, Яша! Давай вот с постоваловым сынком потолкуем насчет иного-
прочего.

Выплюнул Яков изо рта на ладонь мелкие гвоздочки, которыми жесть на веялке
прибивал, подошел к Петьке, губы в улыбку растягивая:

– Здорово, красненький!
– Здравствуй, Яков Александрович!

– Ну как, надумал с нами уходить?
– Я вчера деду Александру сказал, что пойду.

– Этого мало… Можно с дурной головой собраться в ночь, и прощай станица! А надо
памятку по себе какую-нибудь оставить. Оченно мы много добра от хуторных видели!
Батю секли, меня за то, что на фронт не согласился идтить, вовсе до смерти избили,
твово родителя… Эх, да что и гутарить!

Нагнулся Яков к Петьке совсем близко, забурчал, ворочая нависшими круглыми
бровями: