Page 10 - Колымские рассказы
P. 10

медицине, подобно отморожению, или разрушения были навечны. Так и душа — она
                промерзла, сжалась и, может быть, навсегда останется холодной. Все эти мысли были у
                Поташникова раньше — теперь не оставалось ничего, кроме желания перетерпеть,
                переждать мороз живым.

                Нужно было, конечно, раньше искать каких-то путей спасения. Таких путей было не
                много. Можно было стать бригадиром или смотрителем, вообще держаться около
                начальства. Или около кухни. Но на кухню были сотни конкурентов, а от бригадирства
                Поташников отказался еще год назад, дав себе слово не позволять насиловать чужую
                человеческую волю здесь. Даже ради собственной жизни он не хотел, чтобы умиравшие
                товарищи бросали в него свои предсмертные проклятия. Поташников ждал смерти со
                дня на день, и день, кажется, подошел.
                Проглотив миску теплого супа, дожевывая хлеб, Поташников добрался до места работы,
                едва волоча ноги. Бригада была выстроена перед началом работы, и вдоль рядов ходил
                какой-то толстый краснорожий человек в оленьей шапке, якутских торбасах и в белом
                полушубке. Он вглядывался в изможденные, грязные, равнодушные лица рабочих. Люди
                молча топтались на месте, ожидая конца неожиданной задержки. Бригадир стоял тут
                же, почтительно говоря что-то человеку в оленьей шапке:

                — А я вас уверяю, Александр Евгеньевич, что у меня нет таких людей. К Соболеву и
                бытовичкам сходите, а это ведь интеллигенция, Александр Евгеньевич, — одно мученье.

                Человек в оленьей шапке перестал разглядывать людей и повернулся к бригадиру.
                — Бригадиры не знают своих людей, не хотят знать, не хотят нам помочь, — хрипло
                сказал он.

                — Воля ваша, Александр Евгеньевич.
                — Вот я тебе сейчас покажу. Как твоя фамилия?

                — Иванов моя фамилия, Александр Евгеньевич.

                — Вот, гляди. Эй, ребята, внимание. — Человек в оленьей шапке встал перед бригадой. —
                Управлению нужны плотники — делать короба для возки грунта.
                Все молчали.

                — Вот видите, Александр Евгеньевич, — зашептал бригадир.
                Поташников вдруг услышал свой собственный голос:

                — Есть. Я плотник. — И сделал шаг вперед.

                С правого фланга молча шагнул другой человек. Поташников знал его — это был
                Григорьев.
                — Ну, — человек в оленьей шапке повернулся к бригадиру, — ты шляпа и дерьмо.
                Ребята, пошли за мной.
                Поташников и Григорьев поплелись за человеком в оленьей шапке. Он приостановился.

                — Если так будем идти, — прохрипел он, — мы и к обеду не придем. Вот что. Я пойду
                вперед, а вы приходите в столярную мастерскую к прорабу Сергееву. Знаете, где
                столярная мастерская?

                — Знаем, знаем! — закричал Григорьев. — Угостите закурить, пожалуйста.

                — Знакомая просьба, — сквозь зубы пробормотал человек в оленьей шапке и, не вынимая
                коробки из кармана, вытащил две папиросы.
                Поташников шел впереди и напряженно думал. Сегодня он будет в тепле столярной
                мастерской — точить топор и делать топорище. И точить пилу. Торопиться не надо. До
                обеда они будут получать инструмент, выписывать, искать кладовщика. А сегодня к
                вечеру, когда выяснится, что он топорище сделать не может, а пилу развести не умеет,
                его выгонят, и завтра он вернется в бригаду. Но сегодня он будет в тепле. А может быть,
   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15