Page 65 - Колымские рассказы

Оказывается, тетя Поля желала исповедаться.
Необычайный посетитель был Петька Абрамов. Его все знали. Он даже лежал в этой
больнице несколько месяцев назад. А сейчас это был отец Петр.
Визит преподобного взволновал всю больницу. Оказывается, в наших краях есть
священники! И они исповедуют желающих! В самой большой палате больничной —
палате номер два, где между обедом и ужином ежедневно рассказывался кем-либо из
больных гастрономический рассказ, во всяком случае, не для улучшения аппетита, а из-
за потребности голодного человека в возбуждении пищевых эмоций, — в этой палате
говорили только об исповеди тети Поли.

Отец Петр был в кепке, в бушлате. Ватные его брюки заправлены в кирзовые старенькие
сапоги. Волосы были острижены коротко — для лица духовного звания гораздо короче,
чем волосы стиляг пятидесятых годов. Отец Петр расстегнул бушлат и телогрейку —
стала видна голубая косоворотка и большой наперсный крест. Это был не простой крест,
а распятие — только самодельное, выточенное умелой рукой, но без необходимых
инструментов.
Отец Петр исповедал тетю Полю и ушел. Он долго стоял на шоссе, поднимая руки, когда
приближались грузовики. Две машины прошли не останавливаясь. Тогда отец Петр
вынул из-за пазухи готовую, свернутую папиросу, поднял ее над головой, и первая же
машина затормозила, шофер гостеприимно открыл дверцу кабины.

Тетя Поля умерла, и похоронили ее на больничном кладбище. Это было большое
кладбище под горой (вместо „умереть“ больные говорили „попасть под сопку“) с
братскими могилами „А“, „Б“, „В“ и „Г“, несколькими хордообразными линиями могил-
одиночек. Ни начальника, ни его супруги, ни отца Петра не было на похоронах тети
Поли. Обряд похорон был обычным: нарядчик навязал на левую голень тети Поли
деревянную бирку с номером. Это был номер личного дела. По инструкции номер
должен быть написан простым черным карандашом, а отнюдь не химическим, как и на
лесных топографических реперах-затесах.

Привычные могильщики-санитары закидали камнями сухонькое тело тети Поли.
Нарядчик укрепил в камнях палочку — опять с тем же номером личного дела.

Прошло несколько дней, и в больницу явился отец Петр. Он уже побывал на кладбище и
сейчас гремел в конторе:
— Крест надо поставить. Крест.

— Еще чего, — ответил нарядчик.

Ругались они долго. Наконец отец Петр объявил:
— Даю вам неделю срока. Если за эту неделю крест не будет поставлен, буду жаловаться
на вас начальнику управления. Тот не поможет — буду писать начальнику Дальстроя.
Тот откажет — буду жаловаться на него в Совнарком. Совнарком откажет — в Синод
напишу, — орал отец Петр.

Нарядчик был старым арестантом и хорошо знал „страну чудес“: он знал, что там могут
случаться самые неожиданные вещи. И, подумав, он решил доложить обо всей истории
главному врачу.
Главный врач, когда-то бывший не то министром, не то заместителем министра,
посоветовал не спорить и поставить крест на могиле тети Поли.

— Если поп так уверенно говорит, значит, тут что-то есть. Он что-то знает. Все может
быть, все может быть, — бормотал бывший министр.

Поставили крест, первый крест на этом кладбище. Его было далеко видно. И хотя он был
единственным, все это место приняло настоящий кладбищенский вид. Все ходячие
больные ходили смотреть на этот крест. И досочка была прибита с надписью в траурной
рамке. Сделать надпись поручили старику художнику, который уже второй год лежал в
больнице. Он, собственно, не лежал, а только числился на койке, а все свое время тратил
на массовое производство трех видов копий: „Золотая осень“, „Три богатыря“ и „Смерть