Page 39 - Один день Ивана Денисовича
P. 39

Эх, расстарались!…
                – Давай раствор! Давай раствор! – кричит бригадир.

                А там ящик новый только заделан! Теперь – класть, выхода нет: если ящика не выбрать,
                завтра весь тот ящик к свиньям разбивай, раствор окаменеет, его киркой не
                выколупнешь.
                – Ну, не удай, братцы! – Шухов кличет.

                Кильдигс злой стал. Не любит авралов. У них в Латвии, говорит, работали все
                потихоньку, и богатые все были. А жмет и он, куда денешься!

                Снизу Павло прибежал, в носилки впрягшись, и мастерок в руке. И тоже класть. В пять
                мастерков.

                Теперь только стыки успевай заделывать! Заране глазом умерит Шухов, какой ему
                кирпич на стык, и Алешке молоток подталкивает:
                – На, теши мне, теши!

                Быстро – хорошо не бывает. Сейчас, как все за быстротой погнались, Шухов уж не гонит,
                а стену доглядает. Сеньку налево перетолкнул, сам -направо, к главному углу. Сейчас,
                если стену напустить или угол завалить -это пропасть, завтра на полдня работы.
                – Стой! – Павло от кирпича отбил, сам его поправляет. А оттуда, с угла, глядь – у Сеньки
                вроде прогибик получается. К Сеньке кинулся, двумя кирпичами направил.

                Кавторанг припер носилки, как мерин добрый.

                – Еще, – кричит, – носилок двое!
                С ног уж валится кавторанг, а тянет. Такой мерин и у Шухова был до колхоза, Шухов-то
                его приберегал, а в чужих руках подрезался он живо. И шкуру с его сняли.

                Солнце и закрайком верхним за землю ушло. Теперь уж и без Гопчика видать: не только
                все бригады инструмент отнесли, а валом повалил народ к вахте. (Сразу после звонка
                никто не выходит, дурных нет мерзнуть там. Сидят все в обогревалках. Но настает такой
                момент, что сговариваются бригадиры, и все бригады вместе сыпят. Если не
                договориться, так это ж такой злоупорный народ, арестанты, – друг друга пересиживая,
                будут до полуночи в обогревалках сидеть.)
                Опамятовался и бригадир, сам видит, что перепозднился. Уж инструментальщик,
                наверно, его в десять матов обкладывает.
                – Эх, – кричит, – дерьма не жалко! Подносчики! Катите вниз, большой ящик
                выскребайте, и что наберете – отнесите в яму вон ту и сверху снегом присыпьте, чтоб не
                видно! А ты, Павло, бери двоих, инструмент собирай, тащи сдавать. Я тебе с Гопчиком
                три мастерка дошлю, вот эту пару носилок последнюю выложим.

                Накинулись. Молоток у Шухова забрали, шнур отвязали. Подносчики, подбросчики – все
                убегли вниз в растворную, делать им больше тут нечего. Остались сверху каменщиков
                трое – Кильдигс, Клевшин да Шухов. Бригадир ходит, обсматривает, сколько выложили.
                Доволен.
                – Хорошо положили, а? За полдня. Без подъемника, без фуемника.

                Шухов видит – у Кильдигса в корытце мало осталось. Тужит Шухов – в инструменталке
                бригадира бы не ругали за мастерки.

                – Слышь, ребята, – Шухов доник, – мастерки-то несите Гопчику, мой -несчитанный,
                сдавать не надо, я им доложу.

                Смеется бригадир:
                – Ну как тебя на свободу отпускать? Без тебя ж тюрьма плакать будет!
   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44