Page 180 - Мастер и Маргарита

После обеда в пятницу в квартире его, помещающейся в доме у каменного моста,
раздался звонок, и мужской голос попросил к телефону Аркадия Аполлоновича.
Подошедшая к телефону супруга Аркадия Аполлоновича ответила мрачно, что Аркадий
Аполлонович нездоров, лег почивать, и подойти к аппарату не может. Однако Аркадию
Аполлоновичу подойти к аппарату все-таки пришлось. На вопрос о том, откуда спрашивают
Аркадия Аполлоновича, голос в телефоне очень коротко ответил откуда.
— Сию секунду… сейчас… сию минуту… — пролепетала обычно очень надменная
супруга председателя акустической комиссии и как стрела полетела в спальню подымать
Аркадия Аполлоновича с ложа, на котором тот лежал, испытывая адские терзания при
воспоминании о вчерашнем сеансе и ночном скандале, сопровождавшем изгнание из
квартиры саратовской его племянницы.
Правда, не через секунду, но даже и не через минуту, а через четверть минуты Аркадий
Аполлонович в одной туфле на левой ноге, в одном белье, уже был у аппарата, лепеча в него:
— Да, это я… Слушаю, слушаю…
Супруга его, на эти мгновения забывшая все омерзительные преступления против
верности, в которых несчастный Аркадий Аполлонович был уличен, с испуганным лицом
высовывалась в дверь коридора, тыкала туфлей в воздух и шептала:
— Туфлю надень, туфлю… Ноги простудишь, — на что Аркадий Аполлонович,
отмахиваясь от жены босой ногой и делая ей зверские глаза, бормотал в телефон:
— Да, да, да, как же, я понимаю… Сейчас выезжаю.
Весь вечер Аркадий Аполлонович провел в том самом этаже, где велось следствие.
Разговор был тягостный, неприятнейший был разговор, ибо пришлось с совершеннейшей
откровенностью рассказывать не только об этом паскудном сеансе и драке в ложе, но
попутно, что было действительно необходимо, и про Милицу Андреевну Покобатько с
Елоховской улицы, и про саратовскую племянницу, и про многое еще, о чем рассказы
приносили Аркадию Аполлоновичу невыразимые муки.
Само собой разумеется, что показания Аркадия Аполлоновича, интеллигентного и
культурного человека, бывшего свидетелем безобразного сеанса, свидетеля толкового и
квалифицированного, который прекрасно описал и самого таинственного мага в маске, и
двух его негодяев-помощников, который прекрасно запомнил, что фамилия мага именно
Воланд, — значительно подвинули следствие вперед. Сопоставление же показаний Аркадия
Аполлоновича с показаниями других, в числе которых были некоторые дамы, пострадавшие
после сеанса (та, в фиолетовом белье, поразившая Римского, и, увы, многие другие), и курьер
Карпов, который был посылаем в квартиру № 50 на Садовую улицу, — собственно, сразу
установило то место, где надлежит искать виновника всех этих приключений.
В квартире № 50 побывали, и не раз, и не только осматривали ее чрезвычайно
тщательно, но и выстукивали стены в ней, осматривали каминные дымоходы, искали
тайников. Однако все эти мероприятия никакого результата не дали, и ни в один из приездов
в квартиру в ней никого обнаружить не удалось, хотя и совершенно понятно было, что в
квартире кто-то есть, несмотря на то, что все лица, которым так или иначе надлежало ведать
вопросами о прибывающих в Москву иностранных артистах, решительно и категорически
утверждали, что никакого черного мага Воланда в Москве нет и быть не может.
Решительно нигде он не зарегистрировался при приезде, никому не предъявлял своего
паспорта или иных каких-либо бумаг, контрактов и договоров, и никто о нем ничего не
слыхал! Заведующий программным отделением зрелищной комиссии Китайцев клялся и
божился, что никакой программы представления никакого Воланда пропавший Степа
Лиходеев ему на утверждение не присылал и ничего о приезде такого Воланда Китайцеву не
телефонировал. Так что ему, Китайцеву, совершенно непонятно и неизвестно, каким образом
в Варьете Степа мог допустить подобный сеанс. Когда же говорили, что Аркадий
Аполлонович своими глазами видел этого мага на сеансе, Китайцев только разводил руками
и поднимал глаза к небу. И уж по глазам Китайцева можно было видеть и смело сказать, что
он чист, как хрусталь.