Page 178 - Мастер и Маргарита

сказал:
— Насчет ножа не беспокойся, нож вернут в лавку. А теперь мне нужно второе: покажи
хартию, которую ты носишь с собой и где записаны слова Иешуа.
Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что
лицо его обезобразилось совершенно.
— Все хотите отнять? И последнее, что имею? — спросил он.
— Я не сказал тебе — отдай, — ответил Пилат, — я сказал — покажи.
Левий порылся за пазухой и вынул свиток пергамента. Пилат взял его, развернул,
расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать малоразборчивые чернильные знаки.
Трудно было понять эти корявые строчки, и Пилат морщился и склонялся к самому
пергаменту, водил пальцем по строчкам. Ему удалось все-таки разобрать, что записанное
представляет собой несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных
заметок и поэтических отрывков. Кое-что Пилат прочел: «Смерти нет… Вчера мы ели
сладкие весенние баккуроты…»
Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал: «Мы увидим чистую реку воды
жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…»
Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова:
«…большего порока… трусость».
Пилат свернул пергамент и резким движением подал его Левию.
— Возьми, — сказал он и, помолчав, прибавил: — Ты, как я вижу, книжный человек, и
незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без пристанища. У меня в Кесарии есть
большая библиотека, я очень богат и хочу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и
хранить папирусы, будешь сыт и одет.
Левий встал и ответил:
— Нет, я не хочу.
— Почему? — темнея лицом, спросил прокуратор, — я тебе неприятен, ты меня
боишься?
Та же плохая улыбка исказила лицо Левия, и он сказал:
— Нет, потому что ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то легко будет смотреть мне
в лицо после того, как ты его убил.
— Молчи, — ответил Пилат, — возьми денег.
Левий отрицательно покачал головой, а прокуратор продолжал:
— Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил
ничего из того, чему он тебя учил. Ибо, если бы это было так, ты обязательно взял бы у меня
что-нибудь. Имей в виду, что он перед смертью сказал, что он никого не винит, — Пилат
значительно поднял палец, лицо Пилата дергалось. — И сам он непременно взял бы
что-нибудь. Ты жесток, а тот жестоким не был. Куда ты пойдешь?
Левий вдруг приблизился к столу, уперся в него обеими руками и, глядя горящими
глазами на прокуратора, зашептал ему:
— Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека. Мне хочется тебе это
сказать, чтобы ты знал, что крови еще будет.
— Я тоже знаю, что она еще будет, — ответил Пилат, — своими словами ты меня не
удивил. Ты, конечно, хочешь зарезать меня?
— Тебя зарезать мне не удастся, — ответил Левий, оскалившись и улыбаясь, — я не
такой глупый человек, чтобы на это рассчитывать, но я зарежу Иуду из Кириафа, я этому
посвящу остаток жизни.
Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, поманив к себе пальцем
поближе Левия Матвея, сказал:
— Это тебе сделать не удастся, ты себя не беспокой. Иуду этой ночью уже зарезали.
Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул:
— Кто это сделал?
— Не будь ревнив, — оскалясь, ответил Пилат и потер руки, — я боюсь, что были