Page 176 - Мастер и Маргарита
P. 176

вам  ручаюсь  за  то,  что  кровь  Иуды  хлынула  волной.  Мне  приходилось  видеть  убитых,
               прокуратор, на своем веку!
                     — Так что он, конечно, не встанет?
                     — Нет, прокуратор, он встанет, — ответил, улыбаясь философски, Афраний, — когда
               труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет!
                     — Довольно, Афраний. Этот вопрос ясен. Перейдем к погребению.
                     — Казненные погребены, прокуратор.
                     — О Афраний, отдать вас под суд было бы преступлением. Вы достойны высочайшей
               награды. Как было?
                     Афраний  начал  рассказывать  и  рассказал,  что  в  то  время,  как  он  занимался  делом
               Иуды,  команда  тайной  стражи,  руководимая  его  помощником,  достигла  холма,  когда
               наступил  вечер.  Одного  тела  на  верхушке  она  не  обнаружила.  Пилат  вздрогнул,  сказал
               хрипло:
                     — Ах, как же я этого не предвидел!
                     — Не стоит беспокоиться, прокуратор, — сказал Афраний и продолжал повествовать:
               — Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глазами подняли и тотчас же
               бросились  на  поиски  третьего  тела.  Его  обнаружили  в  очень  скором  времени.  Некий
               человек…
                     — Левий Матвей, — не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Пилат.
                     — Да, прокуратор…
                     Левий Матвей прятался в пещере на северном склоне Лысого Черепа, дожидаясь тьмы.
               Голое тело Иешуа Га-Ноцри было с ним. Когда стража вошла в пещеру с факелом, Левий
               впал  в отчаяние и злобу. Он кричал о том, что не совершил никакого преступления и что
               всякий  человек,  согласно  закону,  имеет  право  похоронить  казненного  преступника,  если
               пожелает. Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден,
               выкрикивал что-то бессвязное, то просил, то угрожал и проклинал…
                     — Его пришлось схватить? — мрачно спросил Пилат.
                     — Нет,  прокуратор,  нет,  —  очень  успокоительно  ответил  Афраний,  —  дерзкого
               безумца удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено.
                     Левий,  осмыслив  сказанное,  утих,  но  заявил,  что  он  никуда  не  уйдет  и  желает
               участвовать в погребении. Он сказал, что не уйдет, даже если его начнут  убивать, и даже
               предлагал для этой цели хлебный нож, который был с ним.
                     — Его прогнали? — сдавленным голосом спросил Пилат.
                     — Нет, прокуратор, нет. Мой помощник разрешил ему участвовать в погребении.
                     — Кто из ваших помощников руководил этим? — спросил Пилат.
                     — Толмай,  — ответил  Афраний  и  прибавил  в  тревоге:  —  Может  быть, он  допустил
               ошибку?
                     — Продолжайте,  —  ответил  Пилат,  —  ошибки  не  было.  Я вообще  начинаю  немного
               теряться,  Афраний,  я,  по-видимому,  имею  дело  с  человеком,  который  никогда  не  делает
               ошибок. Этот человек — вы.
                     Левия Матвея взяли в повозку вместе с телами казненных и часа через два достигли
               пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа
               выкопала глубокую яму и в ней похоронила всех трех казненных.
                     — Обнаженными?
                     — Нет,  прокуратор,  —  команда  взяла  с  собой  для  этой  цели  хитоны.  На  пальцы
               погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной нарезкой, Дисмасу с двумя и Гестасу с
               тремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен.
                     — Ах, если б я мог предвидеть! — морщась, заговорил Пилат. — Ведь мне нужно было
               бы повидать этого Левия Матвея…
                     — Он здесь, прокуратор!
                     Пилат, широко расширив глаза,  глядел  некоторое  время  на  Афрания,  а  потом  сказал
               так:
   171   172   173   174   175   176   177   178   179   180   181