Page 10 - Мещане
P. 10
(Тетерев, улыбаясь, продолжает бить по клавишам басов.)
Поля (смущенно улыбаясь). А мне нравится в театре… ужасно. Вот, например, Дон
Сезар де Базан, испанский дворянин… удивительно хорошо! Настоящий герой…
Тетерев. Я похож на него?
Поля. Ой, что вы! Совсем ни капли!..
Тетерев (усмехаясь). Эх… жаль!
Татьяна. Когда актер на сцене объясняется в любви, – я слушаю и злюсь… Ведь этого
не бывает, не бывает!..
Поля. Ну, я иду… Терентий Хрисанфович, – идете?
Тетерев (перестает трогать клавиши). Нет. Я не пойду с вами, если вы не находите во
мне ничего общего с испанским дворянином…
(Поля, смеясь, уходит.)
Петр (глядя вслед ей). Что ей испанский дворянин?
Тетерев. Она чувствует в нем здорового человека…
Татьяна. Он красиво одет…
Тетерев. И весел… Веселый человек – всегда славный человек… Подлецы редко
бывают веселыми людьми.
Петр. Ну, с этой точки зрения вы должны быть величайшим злодеем на земле…
Тетерев (снова начиная извлекать из пианино густые, тихие звуки). Я просто – пьяница,
не больше. Вы знаете, почему в России много пьяниц? Потому что быть пьяницей удобно.
Пьяниц у нас любят. Новатора, смелого человека – ненавидят, а пьяниц – любят. Ибо всегда
удобнее любить какую-нибудь мелочь, дрянь, чем что-либо крупное, хорошее…
Петр (расхаживая по комнате). У нас в России… у нас в России… Как это странно
звучит! Разве Россия – наша? Моя? Ваша? Что такое – мы? Кто – мы?
Тетерев (напевает). Мы во-ольные птицы…
Татьяна. Терентий Хрисанфович! Перестаньте, пожалуйста, звонить… уж очень
погребально!
Тетерев (продолжая). Я аккомпанирую настроению…
(Татьяна с досадой выходит из комнаты в сени.)
Петр (задумчиво). Н-да… Вы… в самом деле перестаньте, это расстраивает нервы… Я
думаю, что, когда француз или англичанин говорит: Франция! Англия!.. он непременно
представляет себе за этим словом нечто реальное, осязаемое… понятное ему… А я говорю –
Россия и – чувствую, что для меня это – звук пустой. И у меня нет возможности вложить в
это слово какое-либо ясное содержание. (Пауза. Тетерев звонит.) Есть много слов, которые
произносишь по привычке, не думая о том, что скрыто за ними… Жизнь… Моя жизнь… Чем
наполняются эти два слова?.. (Молчит, расхаживая. Тетерев, тихо ударяя по клавишам,
наполняет комнату стонущими звуками струн и с улыбкой, застывшей на его лице, следит за
Петром.) Чёрт дернул меня принять участие в этих дурацких волнениях! Я пришел в
университет учиться и учился… перестаньте звонить, пожалуйста! Никакого режима,
мешавшего мне изучать римское право, я не чувствовал… нет! По совести… нет, не
чувствовал! Я чувствовал режим товарищества… и уступил ему. Вот два года моей жизни
вычеркнуто… да! Это насилие! Насилие надо мной – не правда ли? Я думал: кончу учиться,
буду юристом, буду работать… читать, наблюдать… буду жить!
Тетерев (иронически подсказывает). Родителям на утешение, церкви и отечеству на
пользу, в роли покорного слуги общества…
Петр. Общество? Вот что я ненавижу! Оно всё повышает требования к личности, но не
дает ей возможности развиваться правильно, без препятствий… Человек должен быть
гражданином прежде всего! – кричало мне общество в лице моих товарищей. Я был
гражданином… чёрт их возьми… Я… не хочу… не обязан подчиняться требованиям
общества! Я – личность! Личность свободна… послушайте! Бросьте это… этот чёртов
звон…
Тетерев. Я же аккомпанирую вам… мещанин, бывший гражданином – полчаса?