Page 35 - Пастух и пастушка
P. 35

остановилось. Прямо и не верится. Вам принести шинель?
                       - Нет, к чему? - не сразу отозвался Борис. Он старался не встречаться с
                  нею  взглядом. Какую-то пугливую  настороженность  вызывали  в  нем  и
                  этот
                  чего-то прячущий  взгляд,  и звезды, робко  протыкающие небесную мглу
                  или  в
                  высь поднявшуюся и никак не рассеивавшуюся тучу порохового дыма.-
                  Пойдемте в
                  избу, а то болтовни не оберешься...
                       -  Да уж свалились  почти все. Вы ведь долго  сидели. Я уж беспокоиться
                  начала...  А  Корней Аркадьевич все  разговаривает  сам  с  собой.  Занятный
                  человек...- хозяйка хотела и не решалась о чем-то спросить.- А старшина?..
                       - Нет старшины! - преодолевая замешательство, коротко ответил
                  взводный.
                       - В избу! - сразу оживилась, заспешила хозяйка, нашаривая скобу.- Я  уж
                  отвыкла. Все хата, хата, хата...- Она не открыла дверь сразу. Борис уперся в
                  ее  спину  руками - под топким ситцевым халатом круглые,  неожиданно
                  сильные
                  лопатки, пуговка под пальцы угодила. Люся поежилась, заскочила в хату.
                  Борис
                  вошел следом. Пряча глаза, он погрел руки о печь и начал разуваться.
                       В хате жарко и душно. Подтопок резво потрескивал. Горели в нем
                  сосновые
                  добрые поленья, раздобытые  где-то  солдатами. Сзади подгонка,
                  вмурованный в

                  кирпичи,  сипел  по-самоварному  бак  с  водою.  Взводный  поискал  куда
                  бы
                  пристроить  портянки,  по все  уже было  завешено пожитками  солдат, от
                  них
                  расплывалась по  кухне  хомутная  прель.  Люся  отняла  у  Бориса  портянки,
                  приладила их на поленья возле дверцы подтопка.
                       Ланцов качался за столом, клевал носом.
                       -  Ложились бы  вы,  Корней  Аркадьевич.-  Борис  прижимался  спиной  к
                  подтопку и  ощущал, как распускается,  вянет его нутро.- Все уже спят, и вам
                  пора.
                       - Варварство! Идиотство! Дичь! - будто не слыша  Бориса,
                  философствовал
                  Ланцов.-  Глухой  Бетховен для светлых душ  творил,  фюрер  под  его
                  музыку
                  заставил маршировать своих пустоголовых убийц. Нищий  Рембрандт
                  кровью своей
                  писал  бессмертные  картины! Геринг  их  уворовал. Когда  припрет  - он их в
                  печку... И откуда  это?  Чем гениальнее произведение искусства, тем  сильнее
                  тянутся к нему  головорезы! Так  вот и  к  женщине! Чем  она прекрасней,
                  тем
   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40