Page 150 - Петр Первый

дыма… Разрывы бомб… Взбесившиеся лошади. Люди вырастают, подбегая, – ужасом
исковерканы лица… Через брустверы скатываются в окоп. Разбиты… разбиты…

………………………………………………………
Потеряли на этом деле до пятисот человек, полковника, десять офицеров и всю батарею.
Несколько дней Петр не глядел в сторону крепости, где турки скалили зубы. Алексашка
перед кем только мог хвастался окровавленной шпагой, – Алексашка-то был герой… В
лагерях приуныли… Вот тебе и поспали! Лефорт и Головин не показывались на глаза, –
теперь в их лагерях только и видно было, как летела земля с лопат…
Петра изумила неудача. Ходил мрачный, неразговорчивый, будто повзрослел за эти дни.
Клином засело: Азов должен быть взят! Славно ли, бесславно, – хоть всю Россию на
карачки поставить, – Азов будет взят! По вечерам, сидя под звездами у землянки,
покуривая, он расспрашивал Гордона о войне, о счастье, о славных полководцах. Гордон
говорил:
– Тот полководец счастлив, кто воюет кашей да лопатой, кто упрям и осторожен… Если
зольдат доверяет полководцу и зольдат сыт, – он храбро воюет…
Из пушек по крепости Петр более не баловался. Дни проводил на земляных работах в
апрошах, коими войска шаг за шагом приближались к крепости. Скинув кафтан и парик,
копал землю, плел фашины, здесь же ел с солдатами.
Азов со стороны реки был расположен на полугоре. Гордон посоветовал возвести
напротив крепости на острову шанец с батареями. Вызвался на это опасное дело Яков
Долгорукий, человек злой и упрямый. Ему хоть голову потерять, – найти было честь на
войне. Ночью с двумя полками он занял остров и окопался. Наутро турки поняли
опасность и начали переправляться сильным отрядом с татарской конницей через Дон
на правый берег, чтобы оттуда сбить русских с острова. Гордон послал к обоим
генералам просьбу идти на выручку Долгорукому и сам, не дожидаясь, пошел с пушками
и конницей и стал за рогатками ниже острова.
Турки испугались, остановились. И так стояли, – Гордон на левом берегу, Долгорукий, в
страхе, на острове, турки, тоже в смущении, на правом… Лефорт и Головин медлили, а
потом и совсем решили не выходить из лагерей: обоим Гордон становился поперек
горла… «Пускай-де один справляется…»
Петр с высоты редута следил за движением войск и так же, как и все, не понимал, что
происходит. Вмешаться – боялся… И вдруг – татарская конница кинулась в воду и
поплыла, янычары держались за хвосты лошадей. Татары ушли в степь, турки – назад в
крепость. Гордон вернулся с музыкой и развернутыми знаменами. Сражение выиграли
без выстрела.
С острова понеслись бомбы на Азов, видный, как на ладони, разрушали дома, зажигали
пожары. Было видно, как жители, спасаясь, бежали под стены. В русском лагере
началось веселье. Опять заговорили о штурме. Но и на этот раз Гордон удержал от
неразумной попытки: уговорил попробовать – быть может, комендант крепости, Муртаза-
паша, сдастся на добрых условиях. После жаркой бомбардировки, когда весь Азов
задымился, – послали двух казаков с грамотой к паше. Глядели, что будет: казаки
подошли к стенам, махали шапками и грамотой, их впустили в ворота, но через малое
время вытолкнули бесчестно… Царских-то послов! Грамоту они принесли обратно. На
ней рукой Якова Янсена были написаны русские нехорошие слова.

В шатре у Головина Гордон напрасно уверял, что по военной науке должно сначала
подойти к стенам апрошами и пробить брешь, тогда только идти на штурм. Его не хотели
слушать. Генералы сидели за стаканами вина. Петр, обхватив голову, скреб затылок,
глядел на свечи: ему уже мерещились звуки победных рожков на стенах Азова. Гордон
стучал шпагой:

– Преславный маршал Конде имел всегда обыкновение…
– Конде, Конде, – перебивая, гнусил Головин, – а иди ты с Конде!.. С тобой только время
проволокли да честь государеву замарали.