Page 155 - Петр Первый
P. 155
Глава седьмая
Прошло два года. Кто горланил, – прикусил язык, кто смеялся, – примолк. Большие и
страшные дела случились за это время. Западная зараза неудержимо проникла в
дремотное бытие. Глубже в нем обозначились трещины, дальше расходились
непримиримые силы.
Боярство и поместное дворянство, духовенство и стрельцы страшились перемены (новые
дела, новые люди), ненавидели быстроту и жестокость всего нововводимого… «Стал не
мир, а кабак, все ломают, всех тревожат… Безродный купчишко за власть хватается… Не
живут – торопятся. Царь отдал государство править похотникам-мздоимцам, не имущим
страха божия… В бездну катимся…»
Но те, безродные, расторопные, кто хотел перемен, кто завороженно тянулся к Европе,
чтобы крупинку хотя бы познать от золотой пыли, окутывающей закатные страны, – эти
говорили, что в молодом царе не ошиблись: он оказывался именно таким человеком,
какого ждали. От беды и позора под Азовом кукуйский кутилка сразу возмужал, неудача
бешеными удилами взнуздала его. Даже близкие не узнавали – другой человек: зол,
упрям, деловит.
После азовского невзятия он только показался в Москве, где все хихикали: «Это тебе,
мол, не кожуховская потеха», – тотчас уехал в Воронеж. Туда со всей России начали
сгонять рабочих и ремесленников. По осенним дорогам потянулись обозы. В лесах по
Воронежу и Дону закачались под топорами вековые дубы. Строились верфи, амбары,
бараки. Два корабля, двадцать три галеры и четыре брандера заложили на стапелях.
Зима выпала студеная. Всего не хватало. Люди гибли сотнями. Во сне не увидать такой
неволи, бежавших – ловили, ковали в железо. Вьюжный ветер раскачивал на виселицах
мерзлые трупы. Отчаянные люди поджигали леса кругом Воронежа. Мужики, идущие с
обозами, резали солдат-конвоиров; разграбив что можно, уходили куда глаза глядят… В
деревнях калечились, рубили пальцы, чтобы не идти под Воронеж. Упиралась вся
Россия, – воистину пришли антихристовы времена: мало было прежней тяготы, кабалы и
барщины, теперь волокли на новую непонятную работу. Ругались помещики, платя
деньги на корабельное строение, стонали, глядя на незасеянные поля и пустые
житницы. Весьма неодобрительно шепталось духовенство, черное и белое: явственно
сила отходила от них к иноземцам и к своей всякой нововзысканной и непородной
сволочи…
Трудно начинался новый век. И все же к весне флот был построен. Из Голландии
выписаны инженеры и командиры полков. В Паншине и Черкасске поставлены большие
запасы продовольствия. Войска пополнены. В мае месяце Петр на новой галере «Прин-
кипиум» во главе флота появился под Азовом. Турки, обложенные с моря и суши,
оборонялись отчаянно, отбили все штурмы. Когда вышел весь хлеб и весь порох, сдались
на милость. Три тысячи янычар с беем Гасаном Араслановым покинули разрушенный
Азов.
В первую голову это была победа над своими: Кукуй одолел Москву. Тотчас отправили
высокопарные грамоты к императору Леопольду, венецианскому дожу, прусскому
королю. На Москве-реке у въезда с Каменного моста воздвигли старанием Андрея
Андреевича Виниуса порты, или триумфальные ворота. Наверху их среди знамен и
оружия сидел двуглавый орел, под ним подпись:
«Бог с нами, никто же на ны. Никогда же бываемое».
Крышу у этих ворот держали золоченые Геркулес и Марс, мужики по три сажени. Под
ними – деревянные, раскрашенные, – азовский паша в цепях и татарский мурза в цепях
же, под ними подпись:
«Прежде на степях мы ратовались, ныне же от Москвы бегством едва спаслись».
С боков ворот написаны на больших полотнах картины: морской бог Нептун, с надписью:
«Се и аз поздравляю взятием Азова и вам покоряюсь…» И на другой – как русские бьют
татар: «Ах, Азов мы потеряли и тем бедство себе достали…»
В конце сентября тучи народу облепили берега и крыши: из Замоскворечья через мост и