Page 203 - Петр Первый

сели. Оставшийся стоять думный дьяк Любим Домнин вынул сзади из кармана грамоту,
свернутую трубкой, пожевал сухими губами. Тотчас братья Осип и Федор Баженины
вскочили, держа на животе аглицкие шляпы, важно потупились. Петр опять кивнул на
них:

– Вот таких бы побольше у нас… Хочу при всей людности Осипа и Федора пожаловать… В
Англии, в Голландии жалуют за добрые торговые дела, за добрые мануфактуры, и нам –
ввести тот же обычай. Верно я говорю? (Обернулся направо, налево. Приподнял бровь.)
Вы что мнетесь? Денег, боитесь, буду у вас просить? По-новому надо начинать жить,
купцы, вот что я хочу…

Момонов, богатый суконщик, спросил, поклонясь:
– Это как – по-новому жить, государь?
– Отучаться жить особе… Бояре мои сидят по дворам, как барсуки. Вам нельзя, вы –
люди торговые… Учиться надо торговать не в одиночку – кумпаниями. Ост-Индская
кумпания в Голландии – милое дело: сообща строят корабли, сообща торгуют. Наживают
великие прибыли… Нам у них учиться… В Европе – академии для сего. Желаете – биржу
построим не хуже, чем в Амстердаме. Составляйте кумпании, заводите мануфактуры… А
у вас одна наука: не обманешь – не продашь…

Молодой купчик, влюбленно глядевший на царя, вдруг ударил шапкой о руку:
– Это верно, у нас это так…

Его стали тянуть за полу в толпу. Он, – вертя головой, пожимая плечами:

– А что? Разве не правда? На обмане живем, один обман, – обвешиваем, обмериваем…
Петр засмеялся (невесело, баском, кругло раскрыв рот). Близстоящие также посмеялись
вежливо. Он, оборвав смех, – строго:

– Двести лет торгуете, – не научились… Возле богатства ходите… Опять все то же
убожество, нагота. Копейку наторговал и – в кабак. Так, что ли?

– Не все так, государь, – проговорил Момонов.
– Нет, так! (Раздувая ноздри.) За границу поезжайте, поглядите на тех купцов, – короли!
Нам ждать недосуг, покуда сами научитесь… Иную свинью силой надо в корыто мордой
совать… Почему мне иностранцы жить не дают? Отдай им то на откуп, отдай другое…
Лес, руды, промыслы… Почему свои не могут? В Воронеж, черт-те откуда, один человек
приехал, такие развел тарара, такие прожекты! У вас, говорит, золотой край, только
люди вы бедные… Отчего сие? Я смолчал… Спрашиваю, – или не те люди живут в нашем
краю? (Оглянул купцов вылезшими глазами.) Бог других не дал. С этими надо
справляться, так, что ли? Мне русские люди иногда – поперек горла… Так уж поперек.
(Ухо у него натянулось, шейная жила вот-вот дернется.)

Тогда Иван Артемич, сидевший рядом с ним, проговорил добро, нараспев:
– Русских били много, да били без толку, вот и уроды получились.

– Дурак! – крикнул Петр. – Дурак! – И локтем ткнул его в бок.
Иван Артемич – еще придурковатее:

– Ну, вот, а я-то что говорю…
Петр с минуту бешено глядел на лоснящееся, придурковато сощуренное, с дурацкой
улыбкой лицо Бровкина. Ладонью щелкнул его по лбу:
– Ванька, шутом быть тебе еще не велено!

Но видно, и сам понял„что пылить, сердиться при купечестве – неразумно. Купцы – не
бояре: тем податься некуда, вотчину в кармане не унесешь. Купец, как улитка: чуть что –
рожки спрятал и упятился с капиталом… Действительно, в палате стало тихо,
отчужденно. Иван Артемич хитрой щелкой глаза повел на Петра.