Page 410 - Петр Первый

дерущихся заколебалась и хлынула через проломы в город…
Нечаев, плача выкаченными глазами:

– Государь, теперь – пошла потеха!..
Гренадеры и московские стрелки в ярости, что так было трудно и столько их напрасно
побито шведом, – кололи, рубили и гнали неприятеля по узким уличкам до городской
площади. Там сгоряча убили четырех барабанщиков, высланных комендантом Юрьева
бить шамад – сдачу. И только трубач с замковой башни, разрывая легкие хриплым ревом
трубы, молившей о сдаче, с трудом и не сразу остановил побоище…
«Катерина» с опущенными парусами и повисшими на реях матросами скользила
некоторое время вдоль берега в зеленой тени леса. После пушечного выстрела
загрохотала якорная цепь. Тотчас подошла шлюпка. В ней стоял Меньшиков в длинном
плаще, с высокими перьями на шляпе. На одни обшлага у красавца пошло, чай, не менее
десяти аршин вишневого аглицкого сукна. Петр Алексеевич глядел на него сверху,
облокотясь о фальшборт. Александр Данилович согнул руку коромыслом до правого уха,
снял шляпу и, трижды отнеся ее вбок, крикнул:
– Виват! Господину бомбардиру – виват – с великой викторией…

– Погоди, я сейчас к тебе слезу, – тихим баском ответил Петр Алексеевич. – А у вас какие
новинки?

– И у нас не без виктории…
– Это – добро… А ты мне приготовил, чего я просил в письме? У нас там и пивишка кое-
какого и того не было…
– Три бочонка ренского получены вчерась! – гаркнул Меньшиков. – В нашем стане не как
у Шереметьева – ни в чем ни задержки, ни отказу нет…

– Хвастай, хвастай. – Петр Алексеевич подозвал капитана Неплюева и приказал ему
завтра, как только на кораблях будет поднят флаг, при пушечной пальбе с обоих бортов
выкинуть сигнал: «Взятые отвагой» – и с барабанным боем выносить на берег к войску
шведские знамена. Для молодого капитана такое приказание была честь, он покраснел,
Петр Алексеевич, смущая его упорным взглядом, сказал еще: – Хорошо поплавали,
командор.
Неплюев побагровел до пота, колючие глаза его от напряжения увлажнились, – царь
назначал его командором – флагманом эскадры… Петр Алексеевич ничего больше не
прибавил – вытягивая длинные ноги и царапая башмаками по смоляному борту, стал
спускаться в шлюпку. Сел рядом с Меньшиковым, ткнул его локтем.

– Рад, что встретил, спасибо… Значит, и вас – с викторией: Шлиппенбаха разбили?..
– Да еще как, мин херц… Аникита Репнин налетел на телегах на него около Вендена, а
полковник Рен с кавалерией, как я ему тогда посоветовал, преградил дорогу в город…
Шведу – хочешь не хочешь – принимай бой в чистом поле… Разбили Шлиппенбаха так –
сей иерой едва ушел с десятком кирасир в Ревель.

– Все-таки и в этот раз ушел… Ах, черти!

– Уж очень увертлив… Пустое, – он теперь без пушек, без знамен, без войска… Аникита
Иванович потом с полпьяна плакался: «Не так, говорит, мне жалко – я Шлиппенбаха не
взял, жалко его коня не взял: птица!» Я ему выговорил за такие слова: «Ты, говорю,
Аникита Иванович, не крымский татарин – коней арканить, ты – русский генерал,
должен иметь государское размышление…» Так с ним поругались, страсть… И еще –
новинка: из Варшавы прискакал передовой, – король Август посылает к тебе великого
посла… Хорошо бы этого посла принять уж в самой Нарве, в замке… А? Мин херц?
Петр Алексеевич слушал его болтовню, щурился на зеленую воду, покусывая ноготь.

– Из Москвы были вести?