Page 15 - Поединок
P. 15
— Бесиев, — повторил решительно Гайнан.
— Бесиев? Ну, пусть будет Бесиев, — согласился Ромашов. — Однако я ушел. Если
придут от Петерсонов, скажешь, что подпоручик ушел, а куда — неизвестно. Понял? А если
что-нибудь по службе, то беги за мной на квартиру поручика Николаева. Прощай, старина!..
Возьми из собрания мой ужин, и можешь его съесть.
Он дружелюбно хлопнул по плечу черемиса, который в ответ молча улыбнулся ему
широко, радостно и фамильярно.
IV
На дворе стояла совершенно черная, непроницаемая ночь, так что сначала Ромашову
приходилось, точно слепому, ощупывать перед собой дорогу. Ноги его в огромных калошах
уходили глубоко в густую, как рахат-лукум, грязь и вылезали оттуда со свистом и чавканьем.
Иногда одну из калош засасывало так сильно, что из нее выскакивала нога, и тогда
Ромашову приходилось, балансируя на одной ноге, другой ногой впотьмах наугад
отыскивать исчезнувшую калошу.
Местечко точно вымерло, даже собаки не лаяли. Из окон низеньких белых домов
кое-где струился туманными прямыми полосами свет и длинными косяками ложился на
желто-бурую блестящую землю. Но от мокрых и липких заборов, вдоль которых все время
держался Ромашов, от сырой коры тополей, от дорожной грязи пахло чем-то весенним,
крепким, счастливым, чем-то бессознательно и весело раздражающим. Даже сильный ветер,
стремительно носившийся по улицам, дул по-весеннему неровно, прерывисто, точно
вздрагивая, путаясь и шаля.
Перед домом, который занимали Николаевы, подпоручик остановился, охваченный
минутной слабостью и колебанием. Маленькие окна были закрыты плотными коричневыми
занавесками, но за ними чувствовался ровный, яркий свет. В одном месте портьера
загнулась, образовав длинную, узкую щель. Ромашов припал головой к стеклу, волнуясь и
стараясь дышать как можно тише, точно его могли услышать в комнате.
Он увидел лицо и плечи Александры Петровны, сидевшей глубоко и немного
сгорбившись на знакомом диване из зеленого рипса. По этой позе и по легким движениям
тела, по опущенной низко голове видно было, что она занята рукодельем.
Вот она внезапно выпрямилась, подняла голову кверху и глубоко передохнула… Губы
ее шевелятся… «Что она говорит? — думал Ромашов. — Вот улыбнулась. Как это странно —
глядеть сквозь окно на говорящего человека и не слышать его!»
Улыбка внезапно сошла с лица Александры Петровны, лоб нахмурился. Опять быстро,
с настойчивым выражением зашевелились губы, и вдруг опять улыбка — шаловливая и
насмешливая. Вот покачала головой медленно и отрицательно. «Может быть, это про меня?»
— робко подумал Ромашов. Чем-то тихим, чистым, беспечно-спокойным веяло на него от
этой молодой женщины, которую он рассматривал теперь, точно нарисованную на какой-то
живой, милой давно знакомой картине. «Шурочка!» — прошептал Ромашов нежно.
Александра Петровна неожиданно подняла лицо от работы и быстро, с тревожным
выражением повернула его к окну. Ромашову показалось, что она смотрит прямо ему в глаза.
У него от испуга сжалось и похолодело сердце, и он поспешно отпрянул за выступ стены. На
одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов был вернуться домой, но преодолел
себя и через калитку прошел в кухню.
В то время как денщик Николаевых снимал с него грязные калоши и очищал ему
кухонной тряпкой сапоги, а он протирал платком запотевшие в тепле очки, поднося их
вплотную к близоруким глазам, из гостиной послышался звонкий голос Александры
Петровны: