Page 21 - Приглашение на казнь
P. 21

напоила бы сторожей, выбрав ночь потемней..." (*6)
                       -- Эммочка! -- воскликнул он. -- Умоляю тебя, скажи мне, я
                  не отстану, скажи мне, когда я умру?
                       Грызя палец,  она подошла к столу, где громоздились книги.
                  Распахнула  одну,   перелистала  с  треском,  чуть  не  вырывая
                  страницы, захлопнула, взяла другую. Какая-то зыбь все бежала по
                  ее  лицу,  --  то  морщился  веснушчатый нос,  то  язык  снутри
                  натягивал щеку.
                       Лязгнула дверь:  Родион, посмотревший, вероятно, в глазок,
                  вошел, довольно сердитый.
                       -- Брысь, барышня! Мне же за это достанется.
                       Она  визгливо захохотала,  увильнула от  его  ракообразной
                  руки и бросилась к открытой двери. Там, на пороге, остановилась
                  вдруг с  очаровательной танцевальной точностью,  --  и,  не  то
                  посылая  воздушный  поцелуй,  не  то  заключая  союз  молчания,
                  взглянула через плечо на  Цинцинната;  после чего --  с  той же
                  ритмической  внезапностью  --   сорвалась  и  убежала  большими
                  высокими, упругими шагами, уже подготовлявшими полет.
                       Родион, бурча, бренча, тяжело за нею последовал.
                       -- Постойте!  -- крикнул Цинциннат. -- Я кончил все книги.
                  Принесите мне опять каталог.
                       -- Книги...  -- сердито усмехнулся Родион и с подчеркнутой
                  звучностью запер за собой дверь.
                       Какая тоска. Цинциннат, какая тоска! Какая каменная тоска,
                  Цинциннат, -- и безжалостный бой часов, и жирный паук, и желтые

                  стены,   и  шершавость  черного  шерстяного  одеяла.  Пенка  на
                  шоколаде.  Взять  в  самом  центре  двумя  пальцами и  сдернуть
                  целиком с  поверхности --  уже не плоский покров,  а сморщенную
                  коричневую юбочку.  Он  едва  тепл  под  ней,  --  сладковатый,
                  стоячий.  Три гренка в  черепаховых подпалинах.  Кружок масла с
                  тисненым вензелем директора.  Какая тоска,  Цинциннат,  сколько
                  крошек в постели.
                       Погоревав,  поохав,  похрустев всеми суставами, он встал с
                  койки,  надел ненавистный халат,  пошел бродить. Снова перебрал
                  все надписи на стенах с надеждой открыть где-нибудь новую.  Как
                  вороненок на пне,  долго стоял на стуле, неподвижно глядя вверх
                  на нищенский паек неба.  Опять ходил. Опять читал уже выученные
                  наизусть восемь правил для заключенных:
                       1. Безусловно воспрещается покидать здание тюрьмы.
                       2. Кротость узника есть украшение темницы.
                       3. Убедительно просят соблюдать тишину между часом и тремя
                  ежедневно.
                       4. Воспрещается приводить женщин.
                       5.  Петь,  плясать  и  шутить  со  стражниками дозволяется
                  только по общему соглашению и в известные дни.
   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26