Page 43 - Разгром
P. 43

Раскладывайся цепью!..
                         Пока  расползались  по  валу,  Мечик,  вытягивая  шею,  все  еще  старался  увидеть
                  неприятеля.
                          — Да где он?.. — несколько раз спросил у соседа. Тот, лежа на животе и не слушая
                  его, все время хватался почему-то за ухо, и нижняя губа у него отвисла. Вдруг он повернулся
                  и свирепо выругался. Мечик не успел огрызнуться — послышалась команда:
                          — Взво-од...
                         Он высунул винтовку и, по-прежнему ничего не видя и сердясь на то, что все видят, а
                  он нет, — выстрелил наугад при слове “пли”. (Он не знал, что добрая половина взвода тоже
                  ничего не видит, но скрывает это во избежание насмешек в будущем.)
                          — Пли!.. — снова скомандовал Кубрак, и снова Мечик выстрелил.
                          — Ага-а, текают!.. — закричали кругом; все вдруг заговорили громко и бестолково,
                  лица стали веселыми и возбужденными.
                          — Будя, будя!.. — кричал взводный. — Кто там стреляет? Патронов не жалко!..
                         Из расспросов Мечик узнал, что подъезжала японская разведка. Многие из тех, кто
                  тоже ее не видел, смеялись над Мечиком и хвастали, как слетали с седел японцы, в которых
                  они целились. В это время ударил гулкий орудийный выстрел, заполнив долину ответным
                  эхом.  Несколько  человек  в  страхе  попадали  на  землю;  Мечик  тоже  съежился,  как
                  ушибленный:  это  был  первый  орудийный  выстрел,  который  он  слышал  в  своей  жизни.
                  Снаряд  разорвался  где-то  за  деревней.  Потом  в  безумной  одышке  залаяли  пулеметы,
                  посыпались частые ружейные выстрелы, но партизаны не отвечали.
                         Через  минуту,  а  может  быть,  через  час  —  время  до  боли  скрадывалось,  —  Мечик
                  почувствовал, что партизан стало больше, и увидел Бакланова и Метелицу — они спускались
                  с вала. Бакланов нес бинокль, у Метелицы дергалась щека и сильно раздувались ноздри.
                          — Лежишь? — спросил Бакланов, распуская складки на лбу. — Ну как?
                         Мечик мучительно улыбнулся и, сделав невероятное напряжение над собой, спросил:
                          — А где наши лошади?..
                          —  Лошади наши в тайге, скоро и мы там будем, только бы задержать немножко...
                  Нам-то ничего, — добавил он, видно желая подбодрить Мечика,  — а вот Дубова взвод на
                  равнине... А, черт!.. — выругался вдруг, вздрогнув от близкого взрыва. — Ле-винсон тоже
                  там... — И побежал куда-то вдоль цепи, держась за бинокль обеими руками.
                         Следующий раз, когда пришлось стрелять, Мечик уже видел японцев: они наступали
                  несколькими цепями, перебегая меж кустов, и были так близко, что Мечику казалось, что от
                  них невозможно теперь убежать, даже если придется. То, что он испытывал, было не страх, а
                  мучительное  ожидание:  когда  же  все  кончится.  В  одно  из  таких  мгновений  неизвестно
                  откуда вынырнул Кубрак и закричал:
                          — Куда ты палишь?..
                         Мечик  оглянулся  и  понял,  что  слова  взводного  относятся  не  к  нему,  а  к  Пике,
                  которого он до сих пор почему-то не видел. Пика лежал ниже, уткнувшись лицом в землю и,
                  как-то  нелепо,  над  головой,  перебирая  затвором,  стрелял  в  дерево  перед  собой.  Он
                  продолжал  это  занятие  и  после  того,  как  Кубрак  окликнул  его,  с  той  лишь  разницей,  что
                  обойма  уже  кончилась  и  затвор  щелкал  впустую.  Взводный  несколько  раз  ударил  его
                  сапогом, и все же Пика не поднял головы.
                         Потом  все  бежали  куда-то,  сначала  в  беспорядке,  затем  реденьким  гуськом.  Мечик
                  тоже  бежал  со  всеми,  не  понимая,  что  к  чему,  но  чувствовал  даже  в  минуты  самого
                  отчаянного  смятения,  что  все  это  не  так  уж  случайно  и  бессмысленно  и  что  целый  ряд
                  людей,  не  испытывающих,  может,  того,  что  испытывает  он  сам,  направляет  его  и
                  окружающих действия. Людей этих он не замечал, но чувствовал в себе их волю и, когда
                  очнулся в селе — теперь они шли шагом, длинной цепочкой, — невольно стал отыскивать
   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48