Page 103 - Хождение по мукам. Сёстры

Генерал оставил преферанс и вместе с обер-офицерами и двумя адъютантами перешел в
залу, где на столе лежали топографические карты. С фронта доносили об обстреле
переправы и моста. Генерал понял, что немцы намереваются отобрать фольварк, то есть
то именно место, на котором он построил свой знаменитый план наступления,
одобренный уже штабом корпуса и представленный командующему армией на
одобрение. Немцы атакой фольварка разбивали весь план.
Поминутно телефонограммы подтверждали это опасение. Генерал снял с большого носа
пенсне и, играя им, сказал спокойно, но твердо:
– Хорошо. Я не отступлю ни на пядь от занятых мной позиций.

Тотчас была дана телефонограмма о принятии соответствующих мер к обороне
фольварка. Кундравинскому третьеочередному полку, стоявшему в резерве, приказано
было двинуться в составе двух батальонов к переправе на подкрепление Тетькина. В это
время от командира тяжелой батареи пришло донесение, что снарядов мало, одно
орудие уже подбито и отвечать в должной мере на ураганный огонь противника нет
возможности.
На это генерал Добров сказал, строго взглянув на присутствующих:
– Хорошо. Когда выйдут снаряды – мы будем драться холодным оружием. – Вынув из
кармана серой, с красными отворотами, тужурки белоснежный платок, встряхнув его,
протер пенсне и наклонился над картой.

Затем в дверях появился младший адъютант, граф Бобруйский, корнет, облитый, как
перчаткою, темно-коричневым хаки.

– Ваше превосходительство, – сказал он, чуть заметно улыбаясь уголком красивого
юношеского рта, – капитан Тетькин доносит, что восьмая рота молодецким ударом
форсирует переправу, невзирая на губительный огонь противника.

Генерал поверх пенсне взглянул на корнета, пожевал бритым ртом и сказал:

– Очень хорошо.
Но, несмотря на бодрый тон, донесения с фронта приходили все более неутешительные.
Кундравинский полк дошел до переправы, лег и окопался. Восьмая рота продолжала
молодецкие удары, но не переправлялась. Командир мортирного дивизиона, капитан
Исламбеков, донес, что у него подбито два орудия и мало снарядов. Командир первого
батальона Усольского полка, полковник Бороздин, доносил, что вследствие открытых
позиций вторая, третья и четвертая роты терпят большие потери в людях, и потому он
просит либо разрешить ему броситься и опрокинуть дерзкого врага, либо отойти к
опушке. Донесений от шестой роты, занимающей фольварк, не поступало.
В половине третьего пополуночи был созван военный совет. Генерал Добров сказал, что
он сам пойдет впереди вверенных ему войск, но не уступит ни вершка занятого
плацдарма. В это время пришло донесение, что фольварк занят и шестая рота до
последнего человека уничтожена. Генерал стиснул в кулаке батистовый платок и закрыл
глаза. Начальник штаба, полковник Свечин, поднял полные плечи и, наливаясь кровью в
мясистом чернобородом лице, проговорил отчетливым хрипом:

– Ваше превосходительство, я неоднократно вам докладывал, что вынесение позиций на
правый берег – рискованно. Мы уложим на этой переправе два, и три, и четыре
батальона, и если даже отобьем фольварк, удержание его будет крайне затруднительно.

– Нам нужен плацдарм, мы его должны иметь, мы его будем иметь, – проговорил генерал
Добров, и на носу его выступил пот. – Дело идет о том, что с потерей плацдарма мой
план наступления сводится к нулю.

Полковник Свечин возражал, еще более багровея:
– Ваше превосходительство, войска физически не могут переходить речку под ураганным
огнем, не будучи в должной мере поддержаны артиллерией, а, как вам известно,
артиллерии поддерживать их нечем.