Page 118 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 118

Даша прищурилась, – ни следа на этом противном лице волшебства. И она сказала
                твердо:

                – Мне кажется, – нам не о чем говорить с вами. – И отвернулась. – Прощайте, Алексей
                Алексеевич.

                Бессонов скривился усмешкой, приподнял картуз и отошел прочь. Даша глядела на его
                слабую спину, на слишком широкие штаны, точно готовые свалиться, на тяжелые
                пыльные сапоги, – неужели это был тот Бессонов – демон ее девичьих ночей?

                – Катюша, посиди, я сейчас, – проговорила она поспешно и побежала за Бессоновым. Он
                свернул в боковую аллею. Даша, запыхавшись, догнала его и взяла за рукав. Он
                остановился, обернулся, глаза его, как у больной птицы, стали прикрываться веками.
                – Алексей Алексеевич, не сердитесь на меня.

                – Я-то не сержусь, вы сами не пожелали со мной разговаривать.
                – Нет, нет, нет… Вы не так меня поняли… Я к вам ужасно хорошо отношусь, я вам хочу
                всякого добра… Но о том, что было, не стоит вспоминать, прежнего ничего не осталось…
                Я чувствую себя виноватой, мне вас жалко…

                Он поднял плечи, с усмешкой поглядел мимо Даши на гуляющих.
                – Благодарю вас за жалость.
                Даша вздохнула, – если бы Бессонов был маленьким мальчиком, – она повела бы его к
                себе, вымыла теплой водой, накормила бы конфетками. А что она поделает с этим, – сам
                себе выдумал муку и мучается, сердится, обижается.

                – Алексей Алексеевич, если хотите, – пишите мне каждый день, я буду отвечать, –
                сказала Даша, глядя ему в лицо как можно добрее.

                Он откинул голову, засмеялся деревянным смехом:
                – Благодарю… Но у меня отвращение к бумаге и чернилам… – сморщился, точно хлебнул
                кислого. – Либо вы – святая, Дарья Дмитриевна, либо вы дура… Вы – адская мука,
                посланная мне заживо, поняли?
                Он сделал усилие отойти, но точно не мог оторвать ног. Даша стояла, опустив голову, –
                она все поняла, ей было печально, но на сердце холодно. Бессонов глядел на ее
                склоненную шею, на нетронутую, нежную грудь, видную в прорезе белого платья, и
                думал, что, конечно, – это смерть.
                – Будьте милосердны, – сказал он простым, тихим, человеческим голосом.

                Она, не поднимая головы, прошептала сейчас же: «Да, да», и прошла между деревьями.
                В последний раз Бессонов отыскал взглядом в толпе ее светловолосую голову, – она не
                обернулась. Он положил руку на дерево, вцепился пальцами в зеленую кору – земля,
                последнее прибежище, уходила из-под ног.
   113   114   115   116   117   118   119   120   121   122   123