Page 149 - Хождение по мукам. Сёстры

Вдоль тротуара, шибко размахивая полами полушубка, шел рабочий, нездоровое лицо
его подергивалось.

– Товарищи, – вдруг, обернувшись, крикнул он надорванным, плачущим голосом, – долго
будут кровь нашу пить?..

Вот толстощекий офицер-мальчик остановил извозчика и, придерживаясь за его кушак,
глядел на волнующиеся кучки народа, точно на затмение солнца.
– Погляди, погляди! – рыданул, проходя мимо него, рабочий.

Толпа увеличивалась, занимала теперь всю улицу, тревожно гудела и двинулась по
направлению к мосту. В трех местах выкинули белые флажки. Прохожие, как щепки по
пути, увлекались этим потоком. Иван Ильич перешел вместе с толпою мост. По
туманному, снежному и рябому от следов Марсову полю проскакало несколько
всадников. Увидев толпу, они повернули лошадей и шагом приблизились. Один из них,
румяный полковник с раздвоенной бородкой, смеясь, взял под козырек. В толпе грузно и
уныло запели. Из мглы Летнего сада, с темных голых ветвей, поднялись взъерошенные
вороны, испугавшие некогда убийц императора Павла.
Иван Ильич шел впереди; горло его было стиснуто спазмой. Он прокашливался, но снова
и снова поднималось в нем волнение. Дойдя до Инженерного замка, он свернул налево и
пошел по Литейному.
На Литейный проспект с Петербургской стороны вливалась вторая толпа, далеко
растянувшись по мосту. По пути ее все ворота были набиты любопытными, во всех окнах
– возбужденные лица.

Иван Ильич остановился у ворот рядом со старым чиновником, у которого тряслись
собачьи щеки. Направо, вдалеке, поперек улицы стояла цепь солдат, неподвижно
опираясь на ружья.

Толпа подходила, ход ее замедлялся. В глубину полетели испуганные голоса:

– Стойте, стойте!..
И сейчас же начался вой тысячи высоких женских голосов:
– Хлеба, хлеба, хлеба!..

– Нельзя допускать, – проговорил чиновник и строго, поверх очков, взглянул на Ивана
Ильича. В это время из ворот вышли два рослых дворника и плечами налегли на
любопытных. Чиновник затряс щеками, какая-то барышня в пенсне воскликнула: «Не
смеешь, дурак!» Но ворота закрыли. По всей улице начали закрывать подъезды и ворота.

– Не надо, не надо! – раздавались испуганные голоса.
Воющая толпа надвигалась. Впереди нее выскочил юноша с краснощеким,
взволнованным лицом, в широкополой шляпе.
– Знамя вперед, знамя вперед! – пошли голоса.

В это же время перед цепью солдат появился рослый, тонкий в талии, офицер в
заломленной папахе. Придерживая у бедра кобуру, он кричал, и можно было разобрать:
– Дан приказ стрелять… Не хочу кровопролития… Разойдитесь!..

– Хлеба, хлеба, хлеба! – дико завыли голоса… И толпа двигалась на солдат… Мимо Ивана
Ильича начали протискиваться люди с обезумевшими глазами… – Хлеба!.. Долой!..
Сволочи!.. – Один упал и, задирая сморщенное лицо, вскрикивал без памяти: –
Ненавижу… ненавижу!

Вдруг точно рванули коленкор вдоль улицы. Сразу все стихло. Какой-то гимназист
обхватил фуражку и нырнул в толпу… Чиновник поднял узловатую руку для крестного
знамения. Залп дан был в воздух, второго залпа не последовало, но толпа отступила,
частью рассеялась, часть ее с флагом двинулась к Знаменской площади. На желтом