Page 147 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 147
35
Иван Ильич рассчитывал на рождество съездить в Москву, но вместо этого получил
заводскую командировку в Швецию и вернулся оттуда только в феврале; сейчас же
исхлопотал трехнедельный отпуск и телеграфировал Даше, что выезжает двадцать
шестого. Перед отъездом пришлось целую неделю отдежурить в мастерских. Ивана
Ильича поразила перемена, происшедшая за его отсутствие: заводское начальство
стало, как никогда, вежливое и заботливое, рабочие же до того все были злы, что вот-
вот, казалось, кинет кто-нибудь о землю ключом и крикнет: «Бросай работу, выходи на
улицу…»
Особенно возбуждали их в эти дни отчеты Государственной думы, где шли прения по
продовольственному вопросу. По этим отчетам было ясно видно, что правительство, едва
сохраняя присутствие духа и достоинство, из последних сил отбивается от нападения, и
что царские министры разговаривают уже не как чудо-богатыри, а на человеческом
языке, и что речи министров и то, что говорит Дума, – неправда, – а настоящая правда на
устах у всех: зловещие и темные слухи о всеобщей, и в самом близком времени, гибели
фронта и тыла от голода и разрухи.
Во время последнего дежурства Иван Ильич заметил особенную тревогу у рабочих. Они
поминутно бросали станки и совещались – видимо, ждали каких-то вестей. Когда он
спросил у Василия Рублева, о чем совещаются рабочие, Васька вдруг со злобой накинул
на плечо ватный пиджак и вышел из мастерской, хлопнув дверью.
– Ужасно, сволочь, злой стал Василий, – сказал Иван Рублев, – револьвер где-то
раздобыл, с собой носит.
Но Василий скоро появился опять, и в глубине мастерской его окружили рабочие,
сбежались от всех станков. «Командующего войсками Петербургского военного округа
генерал-лейтенанта Хабалова объявление…» – громко, с ударениями начал читать
Васька белую афишку. – «В последние дни отпуск муки в пекарнях и выпечка хлеба
производится в том же количестве, что и прежде…»
– Врет, врет! – сейчас же крикнули голоса. – Третий день хлеба не выдают…
– «Недостатка в продаже хлеба не должно быть…»
– Приказал, распорядился!
– «Если же в некоторых лавках хлеба не хватило, то потому, что многие, опасаясь
недостатка хлеба, скупали его в запас на сухари…»
– Кто это сухари печет? Покажи эти сухари, – завопил чей-то голос. – Ему самому в
глотку сухарь!
– Молчите, товарищи! – перекрикнул Васька. – Товарищи, мы должны выйти на улицу… С
Обуховского завода четыре тысячи рабочих идут на Невский… И с Выборгской идут…
– Верно! Пускай хлеб покажут!
– Хлеба вам не покажут, товарищи. В городе только на три дня муки, и больше хлеба и
муки не будет. Поезда все стоят за Уралом… За Уралом элеваторы забиты хлебом… В
Челябинске три миллиона пудов мяса гниет на станции… В Сибири колеса мажут
сливочным маслом…
Вся мастерская загудела. Василий поднял руку:
– Товарищи… хлеба нам никто не даст, покуда сами его не возьмем… Вместе с другими
заводами выходим, товарищи, на улицу с лозунгом: «Вся власть Советам»…
– Снимайся!.. Бросай работу!.. Гаси горны!.. – заговорили рабочие, разбегаясь по
мастерской.
К Ивану Ильичу подошел Василий Рублев. Усики у него вздрагивали.
– Уходи, – проговорил он внятно, – уходи, покуда цел!