Page 151 - Старик

состояние, поймите ту атмосферу...
_Янсон_. Чувствовали вы себя в последние дни нормальным человеком
или
ваш разум мутился?
_Мигулин_. Вы уже слышали от меня, я не отдавал себе отчета и, когда
вел с вами переговоры, метался из стороны в сторону, несколько раз бывал
на станции, несколько раз подходил к аппарату и в конце концов,
измученный
этой борьбой...
Откуда она узнала, что я в театре? Вечером со Львом пошли в театр,
вернее, в клуб, где выступают артисты из Саратова, показывают "Даму из
Торжка". Кроме названия, ничего не помню. Помню еще, что Лев
поражает
необычайной презрительностью суждений, он театрал, знаток, столичная
штучка, у него друзья среди актеров МХАТа. Сразу после процесса он
возвратится в Москву. "Если подобная дрянь будет процветать на сцене, надо
устраивать вторую революцию!" Актеры садятся кучей в телегу, их везут на
вокзал. В телегу положили мешок с мукой. И тут внезапно появляется Ася,
которую я сразу не узнаю: она закутана в платок до глаз, в длинном черном
пальто. Хватает меня за руку и тащит от подъезда в темноту.
"Павлик, на одну минуту..."
Просит устроить свидание с Мигулиным. Я ошеломлен. На меня
обрушивается
какой-то бред, она вне себя, больна, помешалась, у нее жар, губы горят;
она целует меня, стискивает, умоляет, уговаривает... "Я знаю, я виновата

перед тобой, ты меня любишь, ты мой родной и ты сделаешь... ты
поможешь...
Если не увижу его завтра, я умру... Что он говорил сегодня, какой ужас.
Клеветал на себя! Говорил, что помутился разум..." Оказывается, она была
на процессе, упросила кого-то, пробралась, сидела, спрятавшись, он ее
долго не видел, хотя все время искал, но потом она сделала так, что _он
увидел_! Я говорю: невозможно. Я там мелкая сошка. С Янсоном и
Сыренко
отношения плохие из-за Шуры, они на него сердиты и для меня не сделают
ничего. "Но ведь они его расстреляют! Другого не будет!" Я молчу, потому
что это правда. Что могу ей сказать? Мне и жаль ее бесконечно, и изумление
перед любовью душит меня... И, когда она лепечет в безумии, хватая мои
пальцы, заглядывая в глаза, не видя меня, что, если я помогу, она готова
на все, она останется со мною, я спрашиваю: "Навсегда? Или только
сегодня?" Ужасен этот вопрос, низок и не мой, не мой! Не мог я так
спросить, будь я самим собой! Но ведь и я в угаре, и я как помешанный. Она
глядит на меня и вдруг разражается рыданием, и шепчет, и рукою
показывает:
навсегда, навсегда! Навсегда - лишь бы только одну минутку с ним...
Вот о чем она не вспоминает в письме. Вот про что забыла. Будто не было