Page 52 - Старик
P. 52

станице тихо, но необходимы меры возмездия. Вот отчего  задержка.
                  Февраль
                  девятнадцатого. Темные ночи, ветра, непроглядность, озноб...
                     Входит учитель Слабосердов.
                     Бычин  вскакивает.  "Кто  пустил?"  -  "Да  ваш   караульный   спит..."
                  Караульный, старый  казачишко  Мокеич  -  вскоре  зарубили  филипповцы,  -
                  дремлет на крыльце. Чего ж не дремать? Все измотаны, изломаны  ночами
                  без
                  сна. Бычинский стог - лицо - похудел, опал, в обвод глаз  синяками  круги.
                  Машет на учителя руками, выгоняя его, как муху, в дверь: "Нет, нету, нету,
                  нету, время на разговоры! Потом зайдешь!" Но Слабосердов проходит к
                  лавке,
                  садится. "Потом нельзя. Будет поздно". Яшка Гайлит подошел к нему,
                  строго:
                  "Идите отсюда сейчас!" Учитель снял шляпу, зажмурился, качает  головой.
                  Я
                  вижу, лицо в поту и губы дрожат. И говорю, что нельзя прогонять  человека.
                  Орлик тоже: "Пускай скажет, зачем пришел!" Бычин и Шура всегда немного
                  как
                  бы толкаются плечами на заседаниях, как бы скрытно соперничают и
                  меряются
                  властью. Бычин - председатель ревкома и член окружного трибунала, а Шура
                  -
                  председатель трибунала и член ревкома. Но Бычин  хотя  и  надувается,  как
                  павлин, а все же понимает разумом: Шура ему неровня, он в  партии  полтора

                  года, а Шура - пятнадцать лет. Разница! Поэтому  то  криклив,  задирист  и
                  хочет  глупо  надавить,  заставить  сделать  по-своему,  а  то   вдруг   -
                  прорывается разумение - почтителен, искателен даже. И теперь  почему-то  с
                  почтительностью: "Александр Пименович, как считаешь,  допустим
                  гражданина
                  до разговора? Или пущай завтра зайдет? Да  это  Слабосердов,  учитель,  на
                  дочке атамана Творогова женатый. Его сыны в залоге сидят,  как
                  враждебный
                  элемент".
                     "Говорите, - обращается Шура к учителю, - только кратко. Времени крайне
                  мало".
                     Бычин грозит пальцем: "И насчет сынов не проси! Разговор конченый".
                     Слабосердов будто бы спокойно - а пальцы дрожат, мнут  старую  шляпу  -
                  заводит длинную ахинею  насчет  казачества,  его  истории,  происхождения,
                  нравов,  обычаев...  Шура  глядит  на  учителя  пристально,  лицо   Бычина
                  наливается бурой краской, ему кажется, что его дурачат. Вдруг  выпаливает:
                  "Ты чего плетешь?" И Наум Орлик добавляет: нет времени слушать  лекции
                  по
                  истории. В другой раз, на  досуге,  после  победы  мировой  революции.  Но
                  Слабосердов вдруг  твердо:  "Однако,  граждане,  вы  решаете  исторические
   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57