Page 54 - Старик

- агент белых. По его указке деникинцы, захватив Михайлинскую,
вырубили
всех, кто помогал ревкому. А Бычин - балда. Оттого и погиб.
Усмарь показывает учителю наган. "За провокацию знаешь что? Ведь ты
провокатор!" - "Не боюсь вас, граждане..." Вдруг силы покидают учителя,
шляпа выскальзывает из рук. Слабым голосом старик говорит:
"Но невинных людей зачем же? За что моим детям такая казнь?.. Я вас
умоляю, гражданин Данилов, не поступайте необдуманно..." По лицу
Слабосердова текут слезы. Они сами по себе, а лицо грубо, мертво застыло.
"Ах, вона? Боится восстания, потому что сынов расстреляем, как
заложников?" Слабосердов молчит. Да и так ясно. Пришел ради них.
Однако
остановить ничего нельзя, приказ должен быть выполнен.
В разбитое окно летит ветер, пахнущий сладко и гнило: землей, далью,
теплом. Февраль девятнадцатого. Девятая армия бьется лбом в Северский
Донец, но, кажется, силы и напор на излете. Мы чуем эту лихорадку. Казаки
угадывают ее в воздухе, в котором что-то надломилось, поплыло, как кусок
льда в талой воде. В Старосельскую посылают затемно гонца. Тот
возвращается к вечеру другого дня с неясными сведениями: в станице тихо,
глухо, шесть человек, обвиненных в убийстве комиссара, расстреляны,
человек двадцать взяты заложниками, но командир отряда матрос Чевгун
не
спешит покидать станицу. Передал Шуре через гонца всего три слова:
"Достаточно малой искры". И в этот предгрозовой воздух, в обманную
тишь

сваливаются внезапно сначала Володя и Ася, а спустя день Шигонцев.
Не виделись год и три месяца, огрубели, ожесточели неузнаваемо, а
внутри все то же, та же _единственность_, та же _теплота до боли_. Ведь,
казалось, должно было вылететь, забыться и отпасть навсегда - таким вихрем
разметало. Нет, ничего, никуда. И в первую секунду, в первый час было как
будто совершенно все равно, отсутствовало то, что она с ним, и уже не
просто подруга, а жена, они даже говорили одними фразами, один начинал,
другой договаривал, слишком часто бросали друг на друга взгляды, беглые и
необязательные, но исполненные привычного внимания, машинального
ощупывания - так ли? здесь ли? - и это вовсе тоже не задевало, а было как
бы усилением той теплоты памяти, вдруг нахлынувшей, потому что они
двое
были нерасторжимость, одно. Это потом началась, и быстро - мука...
Как попали к Мигулину? Все тот же случай, поток, зацепило, поволокло.
Из-за отца Володи, внезапно возникшего. Тот был с кем-то дружен из
мигулинского штаба и еще весной восемнадцатого, когда Мигулин
сколачивал
первые отряды в Донецких степях, пристал к нему. Отец Володи погиб в
бронепоезде, взорванном гайдамаками. Так и вышло: отец каким-то краем
прибился к Мигулину, Володя - к отцу, а уж Ася - с ним. Разломилась семья,